— Дело не в том, нравится или нет. Дело в том, что иногда она кажется мне Пэрис Хилтон в мире искусств. Ну, знаете, знаменитость просто потому, что знаменитость. Проблема в другом: за картиной тянется такой шлейф информации, что мы просто не в состоянии воспринимать ее объективно. Я даже не уверен, что «Мона Лиза» может нравиться или не нравиться. Она просто данность.
— Здесь вам стоило бы побольше думать о том, что говорите, — заметила Сесиль с усмешкой, когда они спустились в зал с греческими скульптурами. Том подумал, что улыбка ей идет больше, чем та нервная гримаса, которая чаще появлялась на ее лице. — Леонард здесь в почете.
— Знаю, знаю, у вас и за меньшее на гильотину отправляли, — рассмеялся Том.
— Мне кажется, люди недостаточно ценят то, насколько да Винчи опередил свое время. — В голосе Леви росло воодушевление и уверенность. — Он использовал ракурс и перспективу для создания иллюзии глубины. Чувственные изгибы и тончайшее сфумато тона и цвета. Отличное чувство баланса и гармонии. Но, надеюсь, скоро мы изменим такое положение дел.
— Что вы имеете в виду?
— Вы видели знаки?
Том отрицательно покачал головой.
— За последние несколько лет картина немного износилась. Мы обратились в Центр исследований и реставрации за помощью, и нам предоставлена возможность провести полное исследование и экспертизу картины. В первый раз за всю ее историю.
— В первый раз? — Тому это казалось невероятным.
— Ну, раньше, разумеется, проводились базовые тесты — с помощью рентгеновских лучей и прочего. Но это ничто по сравнению с настоящими возможностями. Лувр всегда был крайне обеспокоен сохранностью «Моны Лизы». При помощи нынешних технологий восстановления вскоре мы сможем показать всем настоящее мастерство Леонарда. Завтра картину снимут с экспозиции и перенесут в реставрационные помещения.
Они вернулись к входу в Лувр; стеклянная пирамида отражала восторженные голоса и шаги посетителей музея, превращая их в раскатистый рокот.
— Будет ли пустой тратой слов моя просьба не возвращаться? — с надеждой в голосе спросила Леви.
— Вероятно.
— Труссар считает вас источником неприятностей. Я считаю, что вы скорее притягиваете неприятности, чем вызываете их. В любом случае мы оба не хотели бы видеть вас в музее. Сегодня к вам подошла я. В следующий раз, поверьте, Труссар лично и не без удовольствия вышвырнет вас отсюда.
— Понимаю. — Том пожал протянутую руку, тонкую и холодную, словно фарфор. — Меня вы здесь больше не увидите.
— Хорошо. — На ее лицо вернулось обычное выражение. — И не беспокойтесь. Здесь она в надежных руках.
Том кивнул, но уже не слушал ее, направившись к выходу и доставая мобильный телефон.
— Арчи, это Том. Завтра картину переносят. В реставрационные помещения на второй этаж.
— Именно в этот момент Майло начнет действовать. — Вывод Арчи совпал с мыслями Тома. — У нас мало времени.
— Придумай, как попасть внутрь. Подобраться поближе. Используй все связи, какие сочтешь нужным.
— Внутрь я нас проведу. Вопрос в том, как выбраться.
— Я думаю об этом. Посмотри, что ты можешь сделать. Возможно… Арчи, я перезвоню.
Том прервал вызов, его глаза сузились, когда он понял, что не ошибся и человек, мелькнувший в толпе впереди, действительно тот, о ком он подумал. Ну что ж, в этот раз его появление не было совсем уж неожиданностью. И возможно, у Кирка появилась идея.
Том огляделся и увидел польского туриста, пытавшегося объясниться у информационной стойки. У его ног стоял тонкий кожаный портфель. Том подошел ближе, встал за туристом и, улучив момент, нагнулся, схватил портфель и быстро направился к выходу.
К счастью, на нем не было никаких особых знаков. В противном случае было бы гораздо сложнее выдать кейс за свой.
Глава двадцать девятая
Дженнифер ступила на территорию Двора Наполеона и замерла. День был удивительный — сквозь редкие окна в облаках струились бледные ленты солнечных лучей, придавая лицам прохожих какой-то демонический оттенок. Пирамида возвышалась за ее спиной, дробя фасад Лувра на тысячи одинаковых маленьких треугольных осколков, в каждом из которых отражался бледный, потертый веками камень.
Она направилась было в сторону Елисейских полей, но почти сразу остановилась. На гранитном бортике одного из фонтанов сидел мужчина. У его ног стоял кожаный портфель, а сам он внимательно изучал какой-то лист бумаги, периодически окидывая взглядом окружающие здания.