И еще два обстоятельства немаловажных имелось.
Первое — Константиновичи. Когда придет время выделять им что-то, Ярослав напомнит, в чьих руках все владения погибших братьев. Да и устыдится Юрий голые земли сыновцам давать, а значит, из своего куски вырывать станет.
Второе — Рязанское княжество. О нем Ярослав сразу помянул, во время дележа. Мол, ныне он отдает брату самое лучшее, но пусть и тот впоследствии не скупится. Опять же и граничит оно именно с его владениями. В мыслях же было прибрать к рукам сей жирный кус, а уж тогда, совсем осильнев, можно со временем и с братцем Юрием за великое княжение потягаться.
Отовсюду хорошо выходило. Так хорошо, что прямо тебе живи да радуйся… если бы не жена — дурища беспросветная.
Одно славно — в чем в чем, а в отсутствии верности Ростиславу не упрекнуть. Не далее как вчера вечером он как бы в шутку поинтересовался, что она делать станет, ежели его, Ярослава, убьют на поле бранном. Так она, зардевшись жарким румянцем, заявила, что после такой вести и седмицы лишней не останется в Переяславле.
— Сызнова к отцу, поди, поедешь? — осведомился лукаво.
— Он вдове уж не заступник, — холодно ответствовала Ростислава. — А монастырей и у нас много. Что близ Ростова, что близ Новгорода. Сыщется и для меня уголок.
И дернула нелегкая Ярослава намекнуть, что в старину жены славянских вождей не в монастырь, а на погребальный костер восходили следом за мужьями, добровольно мученический венец на себя возлагая. И ведь в шутку он такое сказал, а она губы поджала, всерьез восприняла.
— Для иной вдовы в монастырь уйти — тот же мученический венец, — ответствовала строго и добавила загадочно: — Я для себя, наверное, и впрямь избрала бы конец полегче да побыстрее. А там как знать.
Совсем она его этими словами растрогала, и уже порешил было Ярослав снять с себя свой добровольный обет и, не дожидаясь окончания последнего месяца, осчастливить Ростиславу, заглянуть к ней в опочивальню, да она сама, как на грех, все испортила. Сверкнула своими глазищами, ставшими черными, как угли, и задала ехидный вопрос. Дескать, княгини-то за князьями в огонь шагали, а вот чтобы князья при утере супруги так поступали — ни разу не слыхала. Как, мол, сам Ярослав отважился бы на такое, если б овдовел, али струсил бы?
Вот дура так уж дура! Понятно, чем дело закончилось. Вспылил он сызнова, развернулся и вышел из ее покоев, ни слова не сказав. А что тут говорить, когда и так все ясно. Одно дело — баба, а совсем другое — муж, вдобавок князь. Нашла кого с кем равнять. На такое и отвечать соромно.
Хотя… Вопрос-то она глупый задала, но до того ведь строго пообещала: случись что с ним, Ярославом, и она боле седмицы в Переяславле не задержится. Получается, в монастырь уйдет. А у Ростиславы слово — кремень. Коли пообещала что — выполнит непременно. Стало быть, любит его княгиня. Ох и любит! Ну а что ума бабе бог не дал, так на то сам Ярослав есть. У него, чай, и своего на двоих хватит. Да и ни к чему ей ум-то.
От этих мыслей у Ярослава не просто спал гнев. Он даже улыбаться стал, да и на первом ночном привале тоже веселился: и Ингваря мрачного тормошить успевал, и над боярами своими не раз подшутил.
Ну а раз князь весел, дружине тоже печалиться ни к чему. Это ничего, что битва впереди ждет, что не все после нее назад вернутся. По молодости всегда мыслится, что, может, кому иному в удел полторы сажени земли уготованы, но не тебе самому. А у Ярослава на сей раз из тех, кому за тридцать стукнуло, не больше десятка осталось. И это на все четыре сотни.
Опять же дозволил князь пару-тройку бочонков хмельного меду почать. На всю дружину такое количество, конечно, не столь уж и велико, но веселья все одно добавляет. Да и скорость на дневных переходах не утомительная. Шли никуда не торопясь, давая время догнать их небольшое войско союзным полкам из Ростова, Ярославля, Углича, из прочих земель Владимиро-Суздальской Руси, чтоб и с Заволжья успели вовремя подойти.
Общий же сбор был назначен у истока Клязьмы, в том месте, где она подходит ближе всего к Москов-реке — и двадцати верст не будет, если брать по прямой. По Клязьме должно было подойти на ладьях и все пешее ополчение брата Юрия, и прочие дружины.
Место общего сбора было удобным еще и потому, что невдалеке на Москов-реке стоял одноименный град. Хотя, конечно, сельцо это градом трудно назвать, разве что исходя из того, что там все-таки имелся захудалый кремник[11], но тут суть была в другом. Во-первых, можно было устроить для всех какой-никакой отдых, во-вторых, пополнить припас, подковать лошадей, подправить доспех. В-третьих, там уже с лета трудились мастера и должны были изготовить нужное количество ладей, на которых Ярослав планировал, подобно пращуру Святославу, аки барс, молниеносно прыгнуть с Москов-града на Коломну.
11
Кремник, или детинец — так у славян называлось огороженное деревянными стенами укрепленное ядро города. Отсюда и более позднее слово «кремль».