Утверждают, что человек, позднее канонизированный церковью, не мог его привезти, ибо всегда болел душой за мир. Но, во-первых, он мог взять с Константина слово никогда не употреблять его для нападения, а во-вторых, вполне возможно, что отец Николай как раз ничего о нем не знал. Добывали же рецепт приготовления этого страшного оружия его попутчики, посланные князем в составе свиты будущего епископа. Другое дело — как им сумели облить, да еще одновременно, все шатры владимирцев и суздальцев? Может, со стен Коломны? Трудно сказать наверняка.
Что же касается других попыток объяснить случившееся, вроде использования тех же гранат, как утверждают молодые ученые Ю. А. Потапов и В. Н. Мездрик, то достоверно установлено, что впервые они были применены значительно позднее, и не имеет смысла опровергать их мнение — это сделали задолго до меня.
Глава 4
Что бог ни делает…
— Эй, паря, ты че, помереть собрался? — услышал Ингварь за своей спиной. — Ведь ясно же сказывали — бросай мечи!
Но юноша и не подумал обернуться на голос, продолжая лихорадочно кромсать грубое шатровое полотно.
— Умом рехнулся, — предположил голос помоложе. — Ты глянь-ка на него, дядя Тереха, молодой вовсе, вот и спужался.
— Немудрено, — вздохнул человек постарше.
Княжич тем временем все резал полотно на куски. Наконец, решив, что будет достаточно, он отбросил меч в сторону, опустился на колени и стал осторожно снимать с неподвижного Ярослава кольчугу.
— Ах вон оно что, — удовлетворенно протянул голос постарше и тотчас смягчился: — Это совсем иное. Подсобить болезному — дело святое. Ну-ка, Тяпа, подмогни малому, а то он в одиночку не управится.
— Дядя Тереха, я же крови боюся, — заныл голос помоложе и после паузы добавил: — Опять вспомни, как нас всех вечор упреждали: ежели кто живой под шатром остался — немедля к князю бежать. Вот давай я и сбегаю. Я ж прыткой.
— Прыткой он, — прогудел недовольно дядя Тереха. — Ну делать нечего, беги отсель, а я сам подсоблю. Двигайся, орел, — брякнулся рядом с Ингварем на колени коренастый мужик, заросший по самые глаза бородой, и принялся помогать княжичу освобождать раненого от стальной брони.
Какое-то время они молча возились, мешая друг другу, но, не сговариваясь, приловчились, и дело пошло на лад. Через несколько минут с боевой амуницией было покончено, и они перешли к одежде. С нею справились и вовсе на удивление быстро, причем дядя Тереха ухитрился сноровисто оторвать от княжеского корзна[17] вместе с куском меха золотую застежку. Пряча ее за пазуху, он заговорщически подмигнул Ингварю, попросив:
— Князю нашему не сказывай, ладноть?
Юноша согласно кивнул, и Тереха приступил к перевязке раненого, время от времени тихонько постанывавшего.
В это время за их спинами вновь раздались голоса, один из которых явно принадлежал Константину:
— Твои орлы, конечно, молодцы, но на пятерку малость недотянули. Это уж пятый из подранков.
— Ну уж, княже, ты прямо захотел, чтоб все в идеале было, а это жизнь, — ответил ему тоже очень знакомый Ингварю голос.
Юноша оглянулся. Так и есть — в трех шагах от него стояли князь Константин и совсем еще молодой паренек, который тогда, во время переговоров с ним, Ингварем, занес князю завернутую в тряпицу икону, вывезенную из отчего терема в Переяславле Рязанском.
Княжич зачем-то схватился за меч, опираясь на него, тяжело и медленно поднялся на ноги и выпрямился, горделиво откинув голову.
— Ну вот, а ты боялся, — спокойно произнес паренек, стоявший рядом с князем. — Жив, здоров и довольно-таки упитан.
— Он и тогда с мечом в руках был, но мы с дядей Терехой срубать его не стали, — начал суетливо пояснять молодой парень в простой крестьянской одежонке, стоящий подле князя.
— Ну и славно, — недослушав до конца, рассеянно кивнул тот. — Как звать?
— Тяпой меня кличут, — услужливо откликнулся парень.
17
Корзно — княжеский короткий плащ. Как правило, был красного цвета. Зимние плащи для тепла подбивались изнутри коротко подстриженным мехом.