— Я запомню, — кивнул Константин. — Каждому по гривне сверх общей доли жалую.
— Ух ты, — радостно присвистнул парень и просительно уточнил: — По кругленькой?
— По кругленькой, — вздохнул князь. — Ну, здрав буди, Ингварь Ингваревич. Не в добрый час нам с тобой свидеться довелось.
— И ты здрав буди, Константин Володимерович, — медленно произнес Ингварь и с натугой вытянул из земли меч, на который опирался.
— Эй-эй, ты чего, дурень? — шарахнулся назад Тяпа, а паренек, стоящий возле князя, торопливо выхватил из ножен свою саблю.
Ингварь отрицательно мотнул головой.
— Не то, воевода, — вспомнил он наконец этого человека и снисходительно, как старший по возрасту, усмехнулся. Сейчас он и впрямь ощущал себя старше лет на тридцать, не меньше. — Не то, Вячеслав, — повторил Ингварь.
Константин оставался неподвижен и даже не пошевелился. Лишь когда Ингварь поудобнее перехватил меч за острие и протянул его рукоятью к князю, тот сделал шаг вперед, не торопясь принял оружие, чуть подержал его на весу, больше из приличия, после чего совершил аналогичную процедуру, возвращая меч княжичу.
— В ножны вложи, — посоветовал Константин и поинтересовался: — Надеюсь, обагрить его в рязанской крови не успел?
Ингварь отрицательно мотнул головой.
— Ну и славно, — вздохнул князь с явным облегчением и вдруг нахмурился, указывая на лежащего раненого. — А это кто?
— Князь Ярослав, — коротко ответил Ингварь.
— Притом живой, — заметил князь и, повернувшись к воеводе, произнес совершенно непонятную для Ингваря фразу: — Это даже не четверка, Вячеслав. Три с минусом.
— За одну ошибочку больше балла срезал. Нечестно, — не менее загадочно ответил тот.
— За грубейшую ошибку, Вячеслав Михайлович. Самую что ни на есть грубейшую. И что мне прикажешь с ним делать?
— Ты — князь, — буркнул воевода. — Значит, тебе и решать. Но имей в виду: палача, то бишь ката, у меня с собой нет.
— А что толку, если бы и был, — зло откликнулся Константин и протянул задумчиво: — Дела-а.
После некоторой паузы князь нехотя спросил у заканчивающего свои труды по перевязке дяди Терехи:
— А он как, дотянет до дома?
— Ежели по дороге — точно не довезут, — с готовностью ответил добровольный санитар. — А ежели ладьею — то тут как сказать. Раны тяжкие, и опять же руды с него вытекло — ужасть.
— Слыхал? — обернулся князь к воеводе. — Твой грех — тебе и исправлять. Ищи с десяток воев… ихних, — уточнил он, — и пусть они его везут… во Владимир.
— По дороге? — лукаво усмехаясь, поинтересовался воевода.
Князь мрачно засопел, скрипнул зубами и выдавил нехотя:
— Ладьей.
— Его же в Переяславль надобно доставить, — напомнил Константину Ингварь. — Там княгиня Ростислава ждет. Я его токмо ради нее и перевязывал.
Князь скривился, словно его в одночасье прихватила острейшая зубная боль.
— Слыхал же, что сказали: растрясут, не довезут. Водой же только по Оке, да потом по Клязьме, иначе никак. — Он вновь поморщился и переспросил: — А что, княгиня так сильно его любит?
Ингварь в ответ смущенно пожал плечами и неожиданно для самого себя выпалил:
— Женка она его. Стало быть, должна любить.
И вновь болезненная гримаса исказила лицо Константина.
— Ну да, ну да. Раз женка, стало быть, должна любить, — мрачно повторил он вслед за юношей. — Как это я сам не догадался, — с какой-то детской растерянностью произнес он и замолчал, продолжая глядеть на неподвижно лежащего Ярослава. Через минуту, словно очнувшись, он вновь повернулся к воеводе и удивленно осведомился: — Ты еще здесь? Я уже все сказал.
Вячеслав неодобрительно крякнул, явно несогласный с таким решением вопроса, и многозначительно предупредил:
— Он ведь по закону подлости обязательно выживет, княже. Оно тебе надо?
— Слыхал, что Ингварь сказал?! — зло выкрикнул князь. — Женка его ждет. Да еще и любит притом.
— Тоже мне аргумент нашелся. Нас всех женки ждут и любят.
— Ты пока ею не обзавелся, — огрызнулся Константин. — А меня уже не ждет.
— Между прочим, благодаря ему, — хмуро кивнул Вячеслав на тяжелораненого, но послушался, направившись куда-то к крепостным стенам Коломны.
Едва воевода отошел, как Константин пытливо посмотрел на Ингваря и спросил:
— Ты же там все время жил. Это так? Гремислав на самом деле с княжьего ведома Рязань спалил?
Ингварь мог бы слукавить — дескать, знать не знаю, ведать не ведаю, но врать он сызмальства не привык, а правду говорить тоже не хотелось. Уж больно она была противная — гнусная и скользкая, как протухшая рыба. И пахло от нее так же, если не хуже. Он опустил голову, не зная, что сказать, а главное — как.