— Нет, Ингварь Ингваревич, то не малость, — убежденно произнес Константин.
Он задумчиво посмотрел на лежащего Ярослава, перевел взгляд на Ингваря, вновь на Ярослава и философски заметил:
— Наверное, и впрямь истинно в народе говорится: что бог ни делает — все к лучшему. Может, и это к лучшему, а?
Ингварь недоуменно посмотрел на рязанского князя и на всякий случай кивнул, хотя, честно признаться, так до конца и не понял — о чем говорит Константин и что имеет в виду. Потому и смотрел на него непонимающе, хоть и согласился… невесть с чем. Скрыть удивление не удалось — собеседник догадался, но пояснять ничего не стал. Вместо этого он, весело хлопнув юношу по плечу, осведомился:
— С тобой-то ныне много ли было рязанских людей?
— Трое, — насторожился Ингварь и заторопился: — Я как раз о том тебя попросить хотел. Ежели меня отпускаешь, то уж их вроде как сам бог велел. Они ни в чем не повинны.
— Боярина Онуфрия я с собой заберу, не взыщи. По нему веревка давно навзрыд плачет. Остальных же можешь найти, и я прикажу их освободить. Лишь бы они мечи не успели обнажить. Как их имена?
— Боярин Кофа Вадим Данилыч, — заторопился Ингварь. — А еще Костарь и Апоница.
— Слыхал? — повернулся Константин к одному из дружинников, стоящих чуть позади князя в ожидании распоряжений. — Сейчас пойдешь с князем Ингварем, и он поищет среди пленных своих людей. Всех, кроме Онуфрия, освободить и отвести к нему в шатер. — И он вновь обратился к Ингварю со странным вопросом: — А вот этот Апоница… Не он ли случайно был дядькой-пестуном[18] у княжича Федора Юрьича?
— У княжича не было дядьки, — помрачнев, ответил Ингварь. — Федя после пострига[19] приболел малость, а потом… — Он замялся. Упоминать о трагической судьбе зарезанного мальчика лишний раз не хотелось, и юноша резко сменил тему разговора: — А Онуфрия ты здесь не ищи. Он уже в монастырь ушел и схиму приял. — И, упреждая дальнейшие вопросы, уточнил: — Что за монастырь — не ведаю. Он мне не сказался — молчком утек. Почуял, поди, что из веры моей вышел, вот и упредил, а не то бы…
— Раз в монастырь — значит, и от меня утек. Жаль, жаль, — поморщился Константин и указал на дружинника. — С ним иди. Как остальных разыщешь — сразу всех в свой шатер отправляй, и пусть они там пока посидят…
— В свой?! — удивился Ингварь. — Так ведь рухнул он!
— Кто? — нахмурился, недоумевая, рязанский князь.
— Шатер мой.
Юноша повернулся, чтобы показать, где именно находился его шатер, но обнаружил, что тот продолжает стоять как ни в чем не бывало. Просто после начала всей этой кутерьмы Ингварь так ни разу не повернулся в его сторону — было не до него, вот и не увидел, что он уцелел, причем единственный из всех.
— Это Хвощ подсказал, куда именно ты зашел, — пояснил Константин. — Вот мои вои его и не тронули.
— Вот уж не думал, что ты так ко мне, — пробормотал окончательно смутившийся Ингварь.
— Ты хороший человек, — одобрительно хлопнул его по плечу рязанский князь. — Прямой, честный, смелый. Такие, как ты, не продают и слово свое всегда держат. А что немного запутался — не беда. Главное, понял быстро. А сейчас ступай, а то я тороплюсь сильно. Нас с Вячеславом еще две рати ждут, вот и приходится поспешать.
О том, какая из них страшнее, Константин и сам не знал. У страха глаза, как известно, велики, поэтому количество, которое назвал ему гонец, прибывший с восточных рубежей княжества, из-под Ижеславца, можно было смело делить пополам, а если как следует подумать, то и еще раз уполовинить. Хотя все равно оставалось много — тысячи три-четыре. Русские-то они русские, но, во-первых, далеко не все — дикой мордвы больше половины, а во-вторых, жечь и грабить будут точно так же. Обычаи сейчас такие, ничего не попишешь.
Но это на востоке. На юге же степняки, а они, почитай, и вовсе зверье. Все возможное, чтобы остановить самую опасную из двух орд кочевников, которая была под рукой Юрия Кончаковича, бывшего тестя Ярослава, Константин сделал. Гонец к бывшему шурину и побратиму Даниле Кобяковичу, хану другой орды, был послан еще по весне. Просьба была одна — удержать Кончаковича.
Ответ Данило прислал, пообещав сделать все, что в его силах. Однако предупредил, что Юрий Кончакович ныне силен, а потому воевать с ним ему, Кобяковичу, не с руки, и если уговоры не помогут, то пусть Константин сам думает, как ему защитить свои грады. Оставалось гадать, сумеет ли побратим убедить хана-соседа по степным угодьям отказаться от набега.
18
Пестун — воспитатель из числа наиболее опытных и мудрых бояр, которых князья приставляли к своим малолетним детям.
19
Обряд пострига, осуществлявшийся в княжеских семьях, заключался в том, что мальчику, достигшему примерно четырехлетнего возраста, выстригали прядь волос и сажали на коня. После этого его переводили с женской половины терема на мужскую, прикрепив к нему дядьку-пестуна, который должен был заниматься обучением княжича ратному делу.