Князь и воевода думали и гадали долго. Наконец решили по всем направлениям дать столько, сколько нужно, а на основную рать, под Коломну, взять то, что останется. Выделили, подсчитали. Получилось совсем плохо. Всего полторы тысячи конных да четыре — пешцев. Правда, самые отборные полки, но ведь четыре, а не двадцать четыре, которые против них встанут. И как быть?
Первый день, отведенный на раздумья, ничего не дал. Научили они уже Ярослава на свою голову. Теперь он не поймается ни на засаду, ни на тайный ров. Минькиных гранатометов имелось всего две дюжины, но из каждого можно сделать всего по выстрелу — проблему с пружинами изобретатель так и не решил. Может, получится и больше, но полагаться следовало только на один. Словом, куда ни кинь, всюду клин, и спать оба стратега поплелись злые и измученные.
Вот ночью-то князю и приснилось… Проснувшись, он вспомнил свой сон, который поначалу показался ему ни к селу ни к городу. Ну подумаешь, обычный урок в школе, где он рассказывал ученикам про завершающий этап Второй мировой войны и как лихо Красная армия билась под озером Балатон, как освобождала Польшу, Румынию, Венгрию, как шла по Германии, и про грандиозную битву за Берлин. И что из того опыта можно применить в тринадцатом веке? Где ему взять танки, авиацию, чем нанести мощный артиллерийский удар и к какой электростанции подключить восемь тысяч прожекторов для достижения психологического эффекта?
Осенило Константина ближе к обеду. Он во время трапезы как раз начал пересказывать свой сон Вячеславу, а на середине осекся и призадумался — а почему бы и нет?
Рупоры сделать — мелочь. Их тот же кузнец Мудрила и десяток за ночь выковать может. Хитрость-то невелика — согнуть железную пластину потоньше в виде воронки да проклепать. Вместо прожекторов можно использовать факелы, предварительно пропитав их сернистым раствором, давно используемым Минькой при обработке веревочных фитилей для гранат. Если их все разом на стены выставить, получится совсем неплохо. Согласовать время тоже труда не составит. Одна огненная стрела взлетела со стороны княжеской рати — значит, запаливай. А уж когда через минуту вторая следом взовьется — втыкай факелы в заранее подготовленные места.
Ну а для гранатометчиков условным знаком будет горящий крест, который должны были поджечь в поле одновременно с факелами на стенах. Доски для него заранее напилили из самой высокой сосны, основательно пропитав их смолой. Да еще Минька, узнав, что цвет у пламени желательно сделать с синевой, добавил туда чего-то эдакого. Ямку для него на самой вершине холма тоже выкопали заранее, метра в три глубиной, чтобы точно не выпал.
Дальше оставалась ерунда. Ночью подтащить крест, поднять, вкопать в эту яму и подпалить со всех концов разом. Едва вспыхнет тридцатиметровый здоровяк, как вступят в дело арбалетчики, дав залп по всем шатрам, что боярским, что княжеским, за исключением того, где находился юный Ингварь Ингваревич. С ним Константин собрался еще разок попробовать примириться. Удастся — нет ли, но убивать княжича он не хотел.
Да и с рупорами тоже не абы как — на самотек дело не пустили. Вначале князь с воеводой разработали текст, исчеркав не один лист, пока не утвердили окончательный вариант. Исполнителей подыскивали долго. Тут ведь простой бирюч не годится — помимо громкого голоса и четкой дикции еще и выразительность нужна, иначе должного эффекта не добиться. Из пяти десятков бирючей и самых горластых воев, которых им назвали сотники с тысяцкими, с превеликим трудом отобрали человек двадцать. С ними пришлось повозиться изрядно, прежде чем они уразумели, как именно нужно кричать.
А тут неожиданно выявилась новая беда — частые осечки у гранатометов. Минька, потупив голову, сокрушенно сознался, что здесь и он бессилен. При любом существенном перепаде ночных и дневных температур, который той же осенью доходит градусов до десяти, а то и пятнадцати, металл неизбежно охлаждается, после чего на внутренних стенках гранаты образуется небольшое количество водного конденсата, проще говоря — железо начинает «потеть». А раз оно «потеет», значит, порох моментально сыреет и не только не взорвется, но и гореть-то будет с превеликим трудом.
Пришлось призадуматься и над этим. Выход отыскался. Старый порох высыпали, заряды освежили новым, а чтобы перепада температур не возникло, каждый из арбалетчиков-гранатометчиков разоблачился до пояса, оставшись в одной нательной рубахе, и им эти гранаты примотали к груди.