Рейнард осторожно подкрался к выходу, тихонько приоткрыл дверь на несколько дюймов и бросил взгляд в коридор. Караульных не было видно, а лагерь будто совсем обезлюдел, такая стояла тишина. Он наполовину открыл дверь и бесшумно двинулся по коридору (шел он босиком, поскольку ботинки у него забрали вместе с остальным обмундированием). Как он и ожидал, дверь в конце коридора была открыта; от холодного ночного ветра, хлестнувшего по раздетому телу, Рейнарда пробрал озноб. Сжимая револьвер, он выскользнул за дверь и, пригнувшись как можно ниже, двинулся через пустырь. Чуть погодя он остановился, полускрытый низким кустарником, чтобы разведать обстановку: постовой на воротах как раз обходил границы лагеря. Рейнард наблюдал за его неспешным продвижением, трясясь на ледяном ветру и проклиная задержку. Наконец часовой, дойдя до конца своего участка, повернул обратно и неспешно, размеренным шагом направился к воротам.
Теперь самое время, решил Рейнард; по-прежнему не разгибаясь, он бросился бежать через оставшиеся несколько ярдов открытого пространства к тому месту, где заграждение было примято. Резко остановившись в нескольких ярдах оттуда, он подтянул полу рубашки как можно выше вокруг талии, крепко сжал револьвер и, сделав глубокий вдох, с разбегу прыгнул через ограду.
Приземлившись, он от боли невольно хватил воздух ртом: ему чуть-чуть недостало высоты, и проволока вцепилась в правую ступню и бедро. Корчась от боли, он как можно скорее высвободился; затем, все так же пригибаясь, быстрым шагом двинулся вниз по тропе, идущей краем рощи. Его босые ноги ступали почти неслышно; однако тропа была неровной, ее покрывали острые обломки мела и ползучие плети куманики; каждый шаг превращался в пытку.
Он обогнул рощу, все еще никем не замеченный; потом, оставив всякую осторожность, бросился сломя голову вниз по дороге к деревне. Паб на углу все еще сверкал огнями — значит, было не так поздно, как он предполагал. Рейнард решил, что переходить деревенскую улицу слишком опасно; он застыл, огляделся и свернул на луговую тропинку слева. Он помнил, что она идет через фруктовый сад за домом священника: стоило Рейнарду оказаться за пасторским участком — и до поворота к материнскому дому осталось бы несколько ярдов.
Он скорым шагом двинулся через луг: после болезненной ходьбы по тропе приятно было ощущать под ногами мягкую траву. Внезапно он остановился, увидев впереди слабый свет; затем, вновь обретя осторожность, украдкой продолжил путь и в углу поля различил круглую палатку: полотнище входа было поднято и, приблизившись, он увидел несколько одетых в хаки фигур, чьи силуэты выделялись на фоне падавшего изнутри света. Пока он на них смотрел, один человек отодвинулся вбок, открыв взгляду другого, сидящего за столом. Сидящий мужчина вдруг стал ясно виден в свете лампы, и Рейнард, с упавшим сердцем, разглядел на нем фуражку с красным верхом — это была военная полиция. И тут он увидел, как мужчина поднял голову и устремил взгляд прямо на него — Рейнард бросился ничком в траву и несколько минут лежал так недвижно, изнемогая от страха и глядя на освещенную палатку.
Мужчина, однако, продолжал сидеть; очевидно, он все же не заметил Рейнарда во тьме. Рейнард развернулся и на четвереньках пустился обратно через луг. Вернувшись к дороге, он решил попробовать другой обходной путь, свернув на этот раз вправо и ступив на узкую тропку позади фермерских садов. Тропка должна была вывести его в менее людный конец деревни, и тогда, если ничто больше ему не помешает, он сможет перебежать улицу и скорым шагом добраться в противоположный конец по тропе через огородные делянки на другой стороне.
Он осторожно двинулся в путь, выставив вперед руки на случай оград или других препятствий. Вскоре он достиг конца тропки и, перебравшись через живую изгородь и срезав угол поля, оказался на погруженной в темноту улице. Он поспешно ее пересек и свернул в калитку, ведущую к участку земли, который когда-то был общественным выгоном, а теперь состоял из огородных делянок. На задах участка протекал ручей, сейчас пересохший, и Рейнард решил идти дальше по его руслу, что должно было послужить хоть каким-то укрытием от ветра и возможных наблюдателей.
По каменистому руслу было больно и трудно идти. Над протокой нависали деревья и плети куманики, и уже через несколько ярдов Рейнард сильно исцарапал лицо и грудь. Он шел вдоль ручья, пока ему не встретился низкий мостик, который пересекала пешая тропа, ведущая обратно к деревне. Взобравшись на мостик, он замер, прислушиваясь. Донесся звук, от которого у него заколотилось сердце, — мерная поступь армейских ботинок по деревенской улице. Может, военные жандармы все-таки его увидели — или же это мог быть обычный патруль. Рейнард подождал несколько минут, слушая, как звук шагов постепенно удаляется. Он решил, что улицу переходить пока не стоит; вместо этого он продолжил путь по руслу за мостом. Дальше оно шло через фруктовый сад, принадлежащий деревенскому плотнику; за садом узкая дорога вела от деревни к шоссе. Рейнард заключил, что безопаснее всего будет притаиться в саду, рядом с дорогой, и выждать, пока путь очистится.