– А почему вы чувствуете себя обязанной брату? – усевшись в машину, вернулась к прежнему высказыванию невролога Люда.
– Он меня спас от смерти, – глядя, как настроены зеркала, еле слышно ответила та. – Буквально. А я… хотела его задушить за это.
В салоне повисла нехорошая тишина. Даже для Вики это стало новостью. Историю своего первого приступа Роман рассказал довольно-таки подробно, но вот точку зрения самой спасенной она не слышала. Алиса кисло улыбнулась и пояснила:
– Я думала, мой брат следит за мной специально, чтобы насолить. Он был очень… привязчивым ребенком. У меня была своя компания, а Ромка друзей почти не имел, вот и таскался за старшими, как лишний хвост. Когда он сказал родителям, что видел меня на железнодорожном переезде, куда мы с одноклассниками часто сбегали втайне от взрослых, я посчитала его обманщиком и предателем. Меня тогда строго наказали, посадили на все лето под домашний арест. Меня, уже почти совершеннолетнюю девушку, и все из-за какого-то одиннадцатилетнего сопляка. Я была в гневе. И однажды ночью взяла подушку и… Мне хотелось его лишь проучить. Но на какую-то секунду я всерьез задумалась о том, чтобы убить собственного брата. Всего на секунду, но этого хватило, чтобы возненавидеть себя за это чудовищное желание на всю жизнь.
Вика поймала отражение Алисы в зеркале заднего вида. На глазах невролога блестели слезы, которая она тут же смахнула рукой. Потом уже иначе, с облегчением проговорила:
– Я надеюсь лишь на то, что Ромка не знает об этом.
– Мы не скажем ему, обещаю, – первой пришла в себя Людмила. – У всех из нас в жизни бывают моменты, которых мы стыдимся. Когда внутри нас просыпается что-то злое, дурное… Но нельзя постоянно об этом думать, надо уметь прощать не только других, но и себя самого. Главное, что вы сделали правильный выбор, не уступили своему эгоизму, своему гневу и обиде. У меня нет ни братьев, ни сестер, но несколько раз в своей жизни я искренне желала, чтобы мои родители исчезли. Не умерли, нет, а как в фильме «Один дома», просто – пуф-ф! – испарились.
– Хорош новый год, – заворчал сидящий на заднем сидении Егор. – У нас что, кружок анонимных кающихся? Лучше подайте мне кто-нибудь тряпку, я хоть стекла протру. А то, как в подводной лодке, хоть перископ прилаживай. О, кстати, Лис, если твою тачку не починят, я так и сделаю. Станет еще одним экспонатом.
Дорога до дома художника заняла почти полтора часа. Вот куда, спрашивается, народ вечно тридцать первого прет? Сидели бы по домам, крошили бы салатики, жарили отбивные, но нет, машин на трассе было едва ли не больше, чем в час пик рабочего дня. Вика вцепилась мертвой хваткой в ручку двери, да так и не выпустила ее на протяжении всего пути. Не стоило ей пить: от алкоголя тревожность только усилилась. Вдох-выдох, как советовал доктор. Она едет с друзьями, никто не посмеет ее обидеть. Но почему же так хочется закричать: «Остановите! Выпустите меня!» Надежды на то, что ее фобии хоть немного уменьшились, оказалась напрасной. Только в машине художника женщина могла чувствовать себя нормально. Стоило сменить водителя, – и вот результат.
– Вика, тебе нехорошо?
– А? Да нет… все нормально, – практически простонала та.
– Так, – включила профессионала Алиса. – Успокоительное тебе сейчас нельзя, так что придется обойтись другими методами. Слушай меня внимательно. Достань из бардачка блокнот и ручку. Достала?
– Да, – не понимая, чего от нее добивается сестра Сандерса, все же послушалась Виктория.
– А теперь начинай рисовать попеременно знаки «покой» и «обратный переход». Егор, покажи Вике, как они выглядят, – не отрывая взгляда от дороги, продолжила раздавать команды Алиса. Мастер ремонтов и любитель классической музыки быстро-быстро начеркал на пустом листе несколько линий. – Пиши, как угодно, хоть на середине, хоть по краям. Просто сосредоточься на самом процессе, следи за линиями глазами.
– Это те самые знаки, что я видела в вашей книге? – вытянув шею и заглядывая Виктории через плечо, спросили учительница. Егор в ответ кивнул:
– Они самые. Только я впервые вижу, чтобы их применяли для чьего-то успокоения. Твоя разработка, или у кого-то подглядела, а, Лис?
– У Герхарда Шилле, – немного нервно отозвалась Алиса. – Объяснять будет долго и нецелесообразно. Да и лучше нам всем помолчать, нечего человека отвлекать. Ты ведь знаешь о подлинном предназначении знаков, так ведь, Вика?
– Знаю, – коротко ответила та.
Палка, палка, огуречик, то есть загогулина, похожая на перевернутую английскую «эс». Роман говорил, что для того, чтобы символы оказали на тебя влияние, рисовать их нужно определенными цветами, но и простая ручка пока неплохо справлялась с поставленной задачей. Линия за линией, знак за знаком, пока половина листа не покрылась сплошным узором. Вика не знала, то ли сам процесс написания пиктограмм ее отвлек, то ли изобретение Шилле работало так эффективно, но уже через десяток минут от прежней тревоги не осталось и следа. А с ней ушли тошнота и шум в ушах. Казалось, женщина даже протрезвела благодаря своему занятию. Так что из машины она вышла уже совершенно другая: бодрая, посвежевшая и абсолютно спокойная.