Снова пошел снег. Сначала мелкой крупой, постепенно превращаясь в крупные хлопья. Ветер, гуляющий между высотками, забился в подвалы, в узкие щели, оставив после себя тишину. В считанные минуты двор застелило новой хрустящей простыней. А снег продолжал падать, засыпая две цепочки человеческих следов: одни тридцать шестого, вторые – сорок второго размера, да узкую колею от инвалидного кресла. Снег продолжал кропотливо штопать своей белизной пейзаж, словно сшивая землю с побледневшим небом.
Они дошли до сквера. Даже не сквера, а небольшого пятачка перед магазином, на котором владельцы поставили несколько лавок и выложили камешками клумбы затейливой формы среди четырех худосочных кленов. Разметав в стороны снег, Лера помогла усесться мужу. Почему-то именно эти движения – подъем и посадка давались ему с особым трудом. Спина, которую Слава старался держать прямо, тут же сгорбилась. Он невольно зашипел, пытаясь поставить ноги в более-менее удобное положение, но увидев обеспокоенный взгляд жены, тут же отвернулся. Хорошо, хоть Валерия все реже донимала его вопросами. Она уже научилась по одному движению века определять, где и что у него болит.
– Какое сегодня число? – чтобы как-то отвлечь ее и самому отвлечься от неприятных подергиваний в икрах, спросил Доброслав.
– Семнадцатое, – не задумываясь, ответила та.
– Через три месяца твой день рождения.
– Ну и что?
– Как это – что? Мы же всегда с тобой начинали обратный отчет, сколько дней осталось до наших дней рождений. Сначала до твоего, а после – до моего. Ты еще вечно спорила, как правильно считать: включая в счет сам день рождения или нет. И тогда я рассказывал тебе об открытых и закрытых множествах.
Лера сдвинула брови. Потом с усилием произнесла:
– Слава, ты никогда не рассказывал мне ни о каких множествах. И никакие дни мы с тобой не считали. Ты, наверное, меня с кем-то перепутал.
– Перепутал? – по слогам переспросил мужчина, охнул и уронил голову на руки. – Прости, прости Лерик! Да… да, все правильно. Мы считали дни с моей двоюродной сестрой. Когда маленькими были, она вечно задавалась, что старше меня на целую неделю. Но когда же она родилась? Первого… нет… второго…
– Слава, не надо. – Валерия осторожно положила руку мужу на спину, но тот неожиданно раздраженно сбросил ее:
– Дай мне вспомнить! Если я не могу даже такое вспомнить, что же дальше будет?! Мой день рождения… так… седьмого июля, правильно? Значит, минус семь дней… первое, нет, второе… Да черт побери! Почему я не могу посчитать?! Тридцатое. Моя сестра родилась тридцатого июня. Все, ура!
– Не понимаю, чего ты так разнервничался? – Невольно отстранилась от Доброслава жена. – Из-за какой-то ерунды.
– Для тебя это ерунда, конечно. А я… словно ужасно близорукий человек, пытающийся издали прочитать объявление. Только очертания букв, но всю надпись не разобрать. Я силюсь уловить что-то, хватаюсь за отдельные картинки, а едва какая-то информация всплывает в голове, так тут же оказывается совершенно не тем, чем надо. Ты когда-нибудь засыпала еще до заката, а потом, проснувшись ранним утром, не могла понять, сколько проспала? Рассвет сейчас или закат? Новый день или еще старый? У меня со всем так. Иногда мне чудится, что я еще студент, я открываю глаза с мыслью, что мне пара бежать на пары. И только потом, взглянув в зеркало, осознаю, что выгляжу как-то не так… слишком старо для семнадцатилетнего парня. А потом приходит ужас, потому что я просто не знаю – куда девались последние десять-двенадцать лет жизни. Это длиться всего ничего: минуту, может быть, две. Но эти проклятые минуты мое тело и мое сознание… как бы отделены друг от друга. Я теряю себя, свою личность. Поэтому важна любая мелочь. Мне нужны часы, которые будут показывать до последнего: рассвет сейчас или закат.
– Я буду этими часами, – пообещала Лера. – Буду каждый раз напоминать, кто ты, сколько тебе лет. Буду помнить за тебя эти дурацкие даты, записывать нужные слова. И если ты заснешь, если потеряешься в своих лабиринтах, то выведу тебя обратно. Хорошо?
Ответить Доброслав не успел. Слева от скамьи раздались торопливые шаги и громкое одышливое дыхание. Супруги одновременно повернули головы, ожидая увидеть несущегося на них слона, не иначе, но вместо огромной зверюги с бивнями рядом с ними затормозил довольно высокий, но более ничем не примечательный господин. На сей раз первым его опознал именно Слава:
– Вы… вы… я вас знаю!