– Да объясните толком, о чем вы? Какая еще машина? – Снова ощутил небывалую жажду, хоть и сделал уже несколько глотков чая, Виталий Евгеньевич. Этот бессвязный лепет приводил Рябина в ярость и отчаяние, хотя общую мысль он уловил: его сын с кем-то связался.
От вскрика хозяина гостья вздрогнула, потом нервно отхлебнула из своей чашки, ошпарилась и принялась часто-часто дышать сквозь зубы. Только чуть упокоившись, она продолжила свой сбивчивый рассказ.
– Мне не хотелось подглядывать, но я почему-то не смогла себя заставить отойти от окна. Потом я спросила Даниила, что за дама встречала его из школы. Он ответил, что это была подруга его мамы. Потом – что клиентка «Рогалика». Только спустя несколько месяцев я случайно столкнулась с Даней и этой женщиной в пабе. Они весело болтали, постоянно дотрагивались друг до друга. Если бы вокруг не было других посетителей, то, думаю, и целоваться начали. Я все это говорю не для того, чтобы как-то оскорбить вашего сына. Влюбленный парень, едва начинающий жить, что он может знать о таких прожженных стервах, как эта Шаталова? – Словно саму себя спросила учительница.
– Вы сказали Шаталова? – Чуть не опрокинул чай мужчина.
– Да. Антонина Яковлевна, кажется. Я ни в коем случае не хочу морализаторствовать, да и лезть в чужую семью… Но у этой дамы есть муж. Поговорите, как отец, с Даниилом. Думаю, он просто не знает о положении Шаталовой. Не знает, что она состоит в браке. А если в курсе… тут уж не известно, что хуже. Во всяком случае, я посчитала своим долгом вас предупредить: ваш сын встречается с замужней женщиной. Даня замечательный мальчик, и не хочется, чтобы он из-за моего молчания пострадал. Я чувствую свою ответственность как педагог и как… как человек… ответственный человек. Простите, что вышел такой каламбур.
Людмила Алексеевна окончательно запуталась и замолкла. Глаз она не отрывала от столешницы, а потому не могла видеть стремительно багровеющего лица Рябина-старшего и его сжимающихся кулаков. Только и смогла что, будто маленькая девочка, добавить:
– Не ругайте Даню сильно. Его обманули. Провели, я уверенна. Он очень хороший молодой человек. Очень искренний. Надо только открыть ему глаза. Его обманули, вот и все.
– Вы и перед учениками так же выступаете? – неожиданно хмуро спросил Виталий Евгеньевич. – Что-то шепчете про себя, как испуганный подросток. Сколько вам лет? Двадцать семь, двадцать восемь?
– Тридцать один… – промямлила учительница.
– Мне вот в этом году сорок четыре стукнет. Но это не важно. Я вот что вам скажу: мужчину нельзя обмануть, ни одна женщина на это не способна. Это барышням можно запудрить мозги всякими «любовями», завлечь, как утку на обманное кряканье, а потом хоть пристрелить, хоть голыми руками поймать. Мы на такое не ведемся. Говорите, слепы? Говорите, не чувствуем? Возможно. Но нам и не надо. Если мы любим женщину, если мы, действительно, любим ее, нам до фонаря, чувствует она что-либо в ответ или нет. Лишь бы нашей была. Некоторые утверждают, что им даже все равно: верна она или нет. Но нет, это все чушь, уловки так называемых «прогрессивных» идиотов. Женщина может о ком угодно думать, но в постели, уж простите за грубость, она должна ублажать одного мужчину. А если станет не нужна, никакие заверения не остановят. Если мой сын встречается с Шаталовой, то лишь потому, что сам этого хочет. И я более чем уверен, о ее положении он хорошо осведомлен. Никто его не обманывал, дорогая моя Людмила. «Он сам обманываться рад», – так ведь? У кого это выражение, у какого поэта?
– У Пушкина, – не задумываясь, ответила учительница.
– Ах, ты ж! Интересно, он знал или нет, когда Тимофей приходил? Вот уж учудил, хуже не куда… – негромко стукнул по столу кулаком Рябин. – Я поговорю с ним. Обязательно поговорю, уж будьте уверены.
«Дверь открыта», – раздалось механическое из коридора. Гостья и хозяин как по команде одновременно вскочили со своих мест. Из прихожей раздались голоса и шелест снимаемых одежд. Один голос, грудной, низкий был громче второго, тоже довольно низкого, но еще не лишенного тех хрустальных ноток раннего юношества. Словно две птицы, ворвались эти голоса в квартиру, заметались в узком пространстве прихожей и вдруг, – смолкли, резко переходя на шепот. Через минуту в дверь кухни просунулась белокурая голова:
– Папа, ты почему дома? Ты же должен быть сегодня на работе? – обвиняюще. – Людмила Алексеевна, а что вы здесь делаете?
– Давай-ка, выйдем на пару слов, – подхватив сына под локоть и буквально выталкивая его из кухни, не обещающим ничего хорошего тоном прошипел Рябин-старший.