– Всю жизнь прожить в одном месте и не знать ни одной городской легенды… – тихо начала Лера. – Наверное, со стороны я казалась такой глупой, такой ограниченной. А потом ты привез меня сюда.
– На трамвае, – кивнул Доброслав.
– На трамвае, – эхом повторила Валерия.
Человеку свойственно задаваться вопросом: «В какой момент я напортачил?», – когда все идет наперекосяк. Этот поиск единственного неисправного элемента в электрической схеме, обычно лишь усугубляет отчаяние. Ведь обычно находится не один и даже не пара таких неисправных «реле» и «проводков». Он пытается их крутить, переставлять местами или вовсе убирать, продолжая твердить: «А если бы? А что тогда?», – не зная, что ему изначально подсунули недоукомплектованную схему или, вовсе, руководство по сборке с кучей ошибок.
Лера тоже спросила себя вчера, сидя и глядя из окна кухни на грозу. Где она свернула не туда? Где допустила ошибку? Валерия тщательно перебрала их совместные с Доброславом фотографии, вглядываясь в каждую, ища хоть одну фальшивую улыбку, хоть один след того рока, что навис над ними. Нет. Ничего. Они были счастливы. Сначала безумно, потом просто – безусловно. Каждая фотография хранила воспоминание, которое хотелось пережить еще раз без изменений. Все было сделано правильно. В ее жизни не было ни одной ошибки. Во всяком случае, в том, что касается их со Славой брака.
– В то утро вы с моей мамой заперлись и о чем-то долго шушукались, пока я приводила себя в порядок. Наверное, думали, ничего не увижу, но ты вышел ко мне с такими красными щеками, что все сразу стало ясно.
Ей так хотелось вернуться в то время. Лера старательно вспоминала все детали. Какого цвета были сидения в трамвае, что тогда крутили по радио, которое они со Славой слушали, деля один на двоих телефон. Доброслав все время пытался отобрать его и переключить на другую радиостанцию, но Валерия уже тогда была непреклонна. Так они и ехали, подшучивая над музыкальными пристрастиями друг друга. А потом долго шли от остановки. В тишине. Десять лет назад было также много машин? Во что одевались прохожие? Лера помнила, что на Славе красовалась его любимая футболка с олимпийским мишкой, а вот она впервые надела босоножки и тут же натерла правую пятку. Эти мелочи так старательно были припрятаны в глубинах памяти, потому Валерия решила, что совсем их потеряла.
Укрыться в этом воспоминание. Завернуться в него с головой, закрыться как щитом от настоящего. И прошедшее тонким ледком постепенно заполняло бездонную полынью, в которой Лера барахталась. Еще немного, и ей удастся выбраться на берег. Еще чуть-чуть и…
– Знаешь, о чем мы говорили? – Женщина невольно опустила глаза вниз и столкнулась с совершенно серьезным взглядом Доброслава. – Твоя мать рассказывала мне о Юрии.
– О ком? – не сразу поняла Лера. Потом переформулировала вопрос: – Зачем? Зачем она о нем рассказывала?
– Не знаю. Может, ей просто хотелось поделиться с кем-то посторонним. Хотя я больше склоняюсь к другой версии. Она поняла, что рядом сидит потенциальный зять и постаралась его напугать. Я вовсе не шучу. Это походило на настоящую угрозу, или, во всяком случае, предупреждение. Ты ее знаешь. Мало вступительных слов, много поговорок. Но в тот раз она зашла издалека. Расспросила о моей семье, особенно заинтересовавшись, все ли в ней живы. Я не знал, что ответить. Не знаю… Твоя мать так на меня смотрела, будто пыталась просканировать с помощью встроенного рентгена. И я растерялся, ляпнул, что ни разу не был на похоронах. А Римма Сергеевна ответила: «Плохо, очень плохо». Мне показалось это какой-то дикостью. Обычно говорят, что хорошо, что беда обошла стороной, а тут такая реакция непонятная… А потом теща заговорила о Юре.
Я слушал и не понимал, для чего она все это выкладывает? Чай закончился, я давился очередным печеньем всухомятку. И когда ее грустный рассказ был окончен, понял, что немного злюсь. На нее, потому что Римма Сергеевна испортила своей трагедией такое чудное утро. И на себя, потому что не могу ей посочувствовать. То есть умом я понимал, что смерть Юры была ужасным потрясением. Что твоя мать потеряла свою первую настоящую любовь и даже спустя столько лет скорбит о нем. Но в моей жизни не было подобные потрясений. И я не знал, каково на самом деле ей пришлось…
Слава замолчал, а потом, как ни в чем не бывало, продолжил:
– Да, это была отличная идея – приехать в парк в такой день. Чувствуешь, какой воздух? Амброзия, а не воздух!
Он повторял снова и снова о том, какая чудная стоит погода, и какая Лера молодец, что решилась сегодня привезти их сюда. А Валерия тихо плакала, смаргивая слезы и украдкой то и дело стирая их тыльной стороной ладони. Она пыталась не привлекать внимания мужа, и он больше ни разу не повернулся к ней, не вскинул вверх голову. Но прохожие, видя молодого мужчину в инвалидной коляске, будто считали своим долгом оглянуться на него и на его спутницу.