— О, мудрейший из мудрых! — заголосили они. — Мы действительно псы, роющиеся в навозной куче! Спаси нас от нашей глупости! Мы целиком и полностью подчиняемся тебе! Выведи нас из этой страны смерти и покажи нам золото, о котором ты говорил!
Гордон вложил саблю в ножны и принялся отдавать команды, ничего не поясняя, и туркмены безропотно ему подчинялись. Они понимали, что Аль-Борак использует их для осуществления каких-то своих планов, но в волчьей стае приказы вожака не обсуждают.
Немедленно едой и утварью из разгромленного лагеря было нагружено столько киргизских коней, сколько удалось быстро поймать. Полдюжины туркменов погибли в схватке, еще дюжина была ранена. Мертвых оставили там, где они лежали, а наиболее тяжело раненных привязали к седлам коней. Их стоны были ужасны, но еще более ужасными были стоны киргизских женщин, спрятавшихся в зарослях кустарника. В надвигавшейся ночи они звучали, как погребальная песнь.
Гордон не стал отыскивать след англичан ни среди холмов, ни в зарослях деревьев. Его целью был Иолган, и он не сомневался, что найдет их там. Поэтому сейчас больше всего его беспокоило, как уйти от преследовавших их киргизов. Кочевники давно шли по следам туркмен, но сейчас их ярость многократно увеличилась, — остатки разгромленного лагеря, на которые они явно должны были наткнуться, несомненно привела их в дикое бешенство.
Поэтому вместо того, чтобы направиться через равнину, Гордон со своим отрядом свернул к холмам, окружавшим ее с юга, и начал петлять вдоль них, держась западного направления. Около полуночи один из раненых, привязанных к седлу, умер, а остальные впали в полубредовое состояние. Тело спрятали в узкой расщелине и, не задерживаясь, продолжили путь. Они двигались во тьме между холмами, словно призраки, и лишь цокот копыт и стоны раненых нарушали ночную тишину.
За час до рассвета они подъехали к ручью, извивавшемуся среди известняковых рифов, — широкому, но мелкому, с твердым каменным дном. Около трех миль они шли по ручью вброд, а затем выбрались на берег вновь на той же стороне.
Гордон знал, что киргизы, вынюхивавшие их след, словно волки, выйдут за его отрядом на берег и решат, что туркмены пересекли ручей, — во всяком случае, американец надеялся, что киргизы не раскроют его хитрость. Он рассчитывал, что они ринутся в горы на противоположном берегу и будут кружить там, отыскивая его след, тем самым дав ему возможность выиграть время.
Теперь Гордон направлялся на запад уже более прямой дорогой. Он знал, что киргизы не успокоятся и рано или поздно вновь нападут на его след, но при этом потеряют время, за которое он сможет оторваться от них достаточно далеко. Они будут искать его сначала не в направлении Иолгана, а в других. Поэтому Гордон, уже почти не петляя, мчался прямо в Иолган, рассчитывая настигнуть своих врагов не по дороге, а прямо там.
Восход застал обессиленный отряд в горах, и только там Гордон приказал своим людям остановиться и отдохнуть. Пока они распрягали усталых коней и доставали из сумок запасы еды, он взобрался на самый высокий утес, который только мог найти, и начал внимательно рассматривать в бинокль окрестные скалы и ущелья. Пожевав кусок вяленого мяса, американец закрыл глаза и подремал с четверть часа, а затем вновь приложил бинокль к глазам, выискивая какие-нибудь признаки погони. Так он повторял несколько раз, подобно дикому зверю, чередуя короткий сон и бодрствование.
Он дал своим людям отдохнуть столько, сколько счел нужным, а затем, когда солнце стояло уже высоко, спустился со скалы и разбудил их. Закаленные в скитаниях и походах туркмены мгновенно поднялись, за исключением одного из раненых, который умер во сне. Его тело спрятали в глубокую трещину в скале и, не мешкая, отправились дальше, правда уже более медленно, потому что кони устали куда больше, чем люди.
Весь день они пробирались по диким узким ущельям, окруженным высокими холодными скалами. Туркмены подавленно молчали, напуганные видом этой безмолвной мрачной местности, а также ощущением близости несущейся по их следам орды разъяренных, жаждущих крови киргизов. Они не задавали Гордону ни единого вопроса, покорно следуя за ним. Цепью, один за другим, они взбирались на головокружительные высоты и вновь спускались вниз, в темные бездонные ущелья.
Гордон использовал все свои знания и опыт, всю свою хитрость и интуицию, чтобы уйти от погони и в то же время как можно быстрее добраться до цели. Он не боялся столкнуться в этих диких, почти неприступных горах ни с одним местным племенем, так как знал, что они пасут свои стада на равнинах или на гораздо более низких и пологих горных склонах. Но все же он не так уж хорошо знал эту дорогу, как думали молча следовавшие за ним туркмены.
Гордон скорее инстинктивно чувствовал нужное направление, как человек, привыкший к дикой жизни, но все же несколько раз он бросил взгляд на видневшуюся вдали гору Эрлик-хана, чтобы убедиться, что они едут правильно. По мере продвижения на запад он увидел, что пейзаж начал постепенно меняться, и вот уже перед самым закатом перед ним открылся вид на широкие, поросшие соснами склоны, за которыми замаячили стены Иолгана.
Иолган располагался у подножия горы, возвышаясь над равниной, по которой, извиваясь среди зарослей камыша и ивняка, протекал прозрачный ручей. Город был надежно защищен от внешнего мира естественными укрытиями: с юга и запада его окружали высокие, почти отвесные скалы с возвышавшимся над ними пиком горы Эрлик-хана, на севере тянулась длинная горная цепь, а на востоке равнину окаймляли многочисленные неровные и труднодоступные склоны холмов. Сделав несколько поворотов, отряд Гордона вышел к Иолгану с южной стороны.
Аль-Борак увел своих людей с более высоких скал, спрятав их в одном из многочисленных ущелий, расположенном на склоне пониже. Теперь они находились не более чем в полутора милях от города. Ущелье заканчивалось тупиком и вполне могло быть ловушкой, но выбора не было — кони уже едва не падали от усталости, а людей мучила жажда. Увидев бьющий из камней источник, Гордон решил остановиться возле него.
Он нашел небольшую расщелину, ответвлявшуюся от ущелья, и разместил часть людей возле нее, а остальных — у входа в ущелье. Усевшись на землю, все принялись торопливо поедать остатки пищи или перевязывать раны. Когда Аль-Борак сказал им, что в одиночку отправляется в разведку, туркмены отрешенно взглянули на него. Глаза их не выразили ничего, кроме покорности судьбе. Фатализм вообще был свойствен туркменам, как давно заметил Гордон, но сейчас его спутники явно испытывали его в полной мере.
Не то чтобы они не доверяли ему — им уже было все равно, они чувствовали себя почти мертвыми. В своих грязных рваных одеждах, перепачканных запекшейся кровью, с пустыми запавшими глазами они и в самом деле походили на мертвецов. Завернувшись в свои лохмотья, они неподвижно лежали на земле, не произнося ни слова.
Гордон был настроен куда более оптимистично. Даже если киргизы и не прекратили их преследовать, то им потребуется еще немало времени, чтобы напасть на след туркмен. Также Аль-Борак не боялся и нападения со стороны жителей Иолгана — он знал, что они редко ходят в горы.
Гордон не ел и не спал столько же, как и его люди, но его закаленный организм был куда более выносливым, чем у них, а его дух — несравненно более сильным и мужественным. Его сознание всегда оставалось ясным, а тело сохраняло способность двигаться даже тогда, когда вокруг никто не мог уже и пальцем пошевелить.
Начинало темнеть, когда Гордон вышел из ущелья; первые звезды неярко засияли у него над головой, как крошечные серебристые льдинки. Прямо через долину он не пошел. Стараясь держаться поближе к горам, он бесшумной тенью заскользил вдоль них, вслушиваясь в малейшие шорохи и вглядываясь в сгущавшуюся тьму. Он не удивился, когда через некоторое время обнаружил пещеру с прятавшимися в ней людьми.
Она была расположена в каменистом выступе, опускавшемся почти до самой долины; вход в нее маскировали густые заросли тамариска, но, несмотря на это, зоркий взгляд Гордона различил еле заметные отблески огня, тускло мерцавшего внутри. Бесшумно прокравшись сквозь заросли, американец замер и начал вглядываться вперед. Пещера оказалась больше, чем можно было судить по крошечному входу в нее. В дальнем углу горел небольшой очаг, вокруг которого расположились три человека, жевавших пищу и разговаривавших на гортанном пушту. Гордон мгновенно узнал трех слуг англичан, с которыми они начали свое путешествие в эти края. Еще дальше в пещере он увидел лошадей и снаряжение из лагеря. Разговор был приглушенным, и Гордон не мог разобрать ни слова, так же как и определить, где находится четвертый слуга.