Примерно на полпути между этими двумя ущельями, ближе к северной стене каньона, из-под скалы бил слабый ключ, вода которого стекала в небольшое озерцо, образовавшееся под действием течения в скальном грунте по соседству, в полукруглой нише стены, тут и там росли пучки жесткой травы. Здесь-то путники и стреножили на ночь усталых лошадей, отпустив их пастись. Они разбили лагерь у самой воды и поели холодных консервов, не рискуя разжигать костер, чтобы не выдать себя нежеланным соглядатаям. Впрочем, все четверо отдавали себе отчет в том, что невидимые стражи уже вполне могли заметить их продвижение по дну заповедного каньона. В горах такое всегда возможно. Помня об этом, друзья все же не унывали. Палатки были оставлены в Кхоре, но расстеленные на земле одеяла, в которые можно укутаться, когда похолодает, вполне устраивали в походном ночлеге не избалованного комфортом Гордона и его спутников.
Позиция, выбранная американцем, выглядела во всех отношениях удачной. Помимо воды и замкнутого пространства, где могли пастись лошади, она была хороша тем, что с севера напасть на маленький отряд не представлялось возможным из-за нависавшего над лагерем обрыва. К лошадям подойти можно было, только миновав сам лагерь. Оставалось оградить себя от непрошеных визитеров с юга, востока и запада.
Гордон разделил свой отряд на две смены. Первыми дежурить выпало Лалу Сингху, которому надлежало наблюдать за западным и юго-западным секторами, включая устье узкого разлома, и Ахмад-шаху, которому достался восток и юго-восток с устьем широкого ущелья, откуда было наиболее логично ждать опасности. Выбор пал на Ахмад-шаха не из-за его силы или ловкости (скорее всего, Лал Сингх превзошел бы его в любом виде единоборства, с оружием или без), а по причине того, что его органы чувств были чуть тоньше и чувствительнее, чем у сикха. Слух, зрение и обоняние дикого сына природы всегда будут превосходить аналогичные чувства цивилизованного человека, как бы долго и напряженно тот их ни тренировал и ни культивировал.
Любой противник — одиночка или целый отряд, — двигающийся с какой бы то ни было стороны, неминуемо вышел бы на одного из этих часовых, в чьей надежности Гордон имел возможность неоднократно убедиться в прошлом. Позже ночью он и Яр Али-хан должны были сменить друзей и дежурить до утра, дав тем отдохнуть.
Темнело в каньоне быстро. Темнота почти осязаемыми волнами поднималась по стенам, извивающимися щупальцами выползала из уже почерневших устьев боковых ущелий. Холодные, безучастные ко всему звезды высыпали на небе. Над непрошеными гостями повис черный бархатный купол небосвода, поддерживаемый остриями вершин окрестных хребтов. Засыпая, Гордон думал о том, свидетелями каких титанических событий были эти горы с тех пор, как они поднялись здесь из огненного чрева Земли, и какие неведомые создания бродили по их склонам задолго до того, как здесь появились люди.
Первобытные инстинкты, дремлющие в обычном, среднем человеке, вновь обостряются до предела, если этот человек ведет жизнь, полную смертельных опасностей и неожиданных поворотов…
Гордон проснулся в тот же миг, как только Яр Али-хан прикоснулся к его плечу, и, еще до того, как афридий успел произнести хоть слово, Аль-Борак уже понял, что над ним и его спутниками нависла смертельная угроза.
Мгновенно встав на одно колено и выхватив из кобуры пистолет, Гордон едва слышно прошептал:
— Что случилось?
Яр Али-хан присел рядом с ним; мощным обломком скалы казались в темноте широченные плечи афридия, глаза его горели, словно глаза дикой кошки. Тишину ночного каньона нарушали лишь звуки, исходившие от пасущихся лошадей, мерно переступавших от одного кустика жесткой травы к другому.
— Плохо дело, сагиб, — одними губами произнес афридий. — Опасность! Совсем рядом! Сагиб, Ахмад-шах убит!
— Что?!
— Он лежит там, на своем посту у входа в ущелье, его горло перерезано от уха до уха. Я спал, и мне приснилось, что к нам подкрадывается смертельная опасность. От ужаса я проснулся. Понимая, что больше не усну, я прокрался к тому месту, где дежурил Ахмад-шах, чтобы сменить его. Подхожу — а он лежит на земле в луже крови. Видимо, он погиб мгновенно и беззвучно. Я никого не видел, ни звука не доносилось из темного, как преисподняя, ущелья.
Тогда я поспешил к южному посту, туда, где должен был дежурить Лал Сингх. Сагиб, там никого нет! Честное слово, Аллах свидетель моим словам. Ахмад-шах убит, а Лал Сингх пропал! Демоны гор зарезали одного из них и похитили другого, причем так, что мы ничего не услышали. Мы, которые спим более чутко, чем дикие звери! Из того ущелья, где дежурил Лал Сингх, тоже не доносилось ни единого звука. Я ничего не видел, ничего не слышал, но я чувствую запах смерти. Смерть ходит где-то рядом, подкрадывается к нам, охотится за нами. Она, смерть, похожа на чудовище с горящими угольями вместо глаз, кровь стекает с ее когтистых лап. Чудовище свирепо, кровожадно и голодно… Сагиб, ну скажи, какие смертные могли бы разделаться с такими воинами, как Лал Сингх и Ахмад-шах, без единого звука?! Нет, этот каньон — это действительно место, где живут демоны и джинны!