— Кого ветер-то принёс! — воскликнул трактирщик, когда Лада перешагнула порог.
В просторном уютном зале было тепло и пахло свежим хлебом. Огонь свечей затрепетал на сквозняке, но затем выровнялся, вновь отгоняя подступивший, было, мрак. За длинным столом сидели солдаты, свободные от службы. Несколько оборванцев азартно катали кости. Мрачный тип, похожий на коршуна, устроился в углу, поглядывая на вошедших исподлобья.
Лада приветливо кивнула трактирщику.
— Таак! — протянул тот. — Прости, но в таком виде я вас за стол не пущу. Разве что старика — он-то приличнее выглядит. А вам — прямая дорога в баню!
— На то и уповали, — проворчал Дроган. — Натоплена?
— В такую-то отвратную погоду? Конечно, не одних вас сырота в дороге застала. Как раз свободна. Проходьте, вещи Маришке оставьте на чистку. Будете выходить — в предбаннике заберёте.
Дроган кивнул и повернулся к Ладе.
— Женщины — вперёд.
— Да нет уж, — усмехнулась в ответ охотница. — От тебя куски скоро отваливаться начнут. Иди, я потом. Войка, можно тебе пока плащ отдать, да взять ветошь, сапоги почистить? Остальная одежда у меня чистая.
— Конечно. Веди своего старика вон туда, к очагу поближе. Пусть кости погреет. Ужин сейчас будет.
Проводив Тихомира, Лада устроилась рядом. Отблески огня танцевали на коже старого монаха, и лицо его будто неестественно двигалась, складываясь в неприятные гримасы. Прикрыв глаза, Лада отогнала непрошеные видения и обратилась к отцу:
— Наконец выпал спокойный вечер. Расскажешь, что значит найденный мной символ? Мы ведь из-за него отправились в путь?
Монах медленно кивнул, но не спешил с ответом. Только после минутных размышлений он начал говорить. Слова со скрипом, словно нехотя, вырывались из его рта.
— Никакой особой тайны в этом нет, девочка. Сей знак принадлежит культу, с которым я давно уже не сталкивался. И надеялся больше не столкнуться. Речь идёт о Великом Пожирателе, слышала о таком?
Лада покачала головой. Затем, тут же опомнившись, произнесла:
— Нет. Никогда.
Старик чуть наклонился и постучал по правой ноге. Та отозвалась глухими твёрдыми звуками. Дерево.
— На память осталось. Двадцать лет назад охотились мы на стаю волколаков на границе с Чудскими землями. Было нас восемь человек. В начале. Двух этих тварей наш отряд прикончил в лесах, а оставшиеся бежали за рубеж. Мы — за ними. Под вечер заняли небольшую деревеньку, домов на пять. Местные сопротивляться стали. Пришлось с ними, — монах запнулся, затем махнул рукой. — Неважно. Дурно для них всё закончилось. Но для нас — ещё хуже. Как ночь опустилась, вернулись все, кого мы в землю положили. Как и волколаки, на которых мы охотились. Бой держали в одной избе. Стояли насмерть, а они всё лезли — в двери, в окна. До сих пор мне те упыри иногда ночами снятся.
— Вы убили невинных? — не веря своим ушам, спросила Лада. — Но как же заповеди? Наши принципы?
— Не было там невинных! — стукнул Тихомир ладонью по столу. — Ни одного! Осмотрели мы тела, как утро настало. На каждом был такой знак, как ты описала — распахнутая пасть. Все они были врагами рода человеческого. Но уж с остальными-то мы такой ошибки не совершили. Сразу обезглавили тех, кто сбежать не успел.
— Всех? — голос Лады дрогнул.
— Всех.
— И даже…
— Хочешь знать? Да. Женщины, старики, даже дети — все несли этот знак. Все они служили силам Нави и понесли заслуженную кару. Таков путь охотников. Пойми, не только о наших жизнях речь. Дрогнет твоя рука — и люди, которых ты поклялась защищать, окажутся в опасности. Оставили бы мы тех детей. Выросли бы они. И стали бы такими точно хищниками, как их родители. Волколаками при жизни, упырями после смерти.
Лада потрясённо молчала. Наконец, собравшись с духом, она тихо произнесла:
— Отец, ведь я же тоже из тех краёв. И я бы могла…
Охотница замолчала, но Тихомир сидел неподвижно, не глядя в её сторону. Наконец, его голова повернулась, пустые глазницы под чёрной потрепанной повязкой уставились на Ладу.
— Договаривать будешь?
Лада кивнула. Голос её окреп.
— Я тоже из чуди. И мой отец. И мать. Я до сих пор толком не знаю, от чего она бежала, когда погибла.
— Верно. Но она бежала, вместе с тобой и твоим отцом. Твоя мать сделала свой выбор, покинула те проклятые земли. Вот что важно. Сложись всё иначе — и как знать. Может быть, именно мой клинок прервал бы твою жизнь.
— Целый народ не может быть злом, — покачала головой Лада. — Ты сам всегда говорил, что в самом мрачном подземелье может встретиться луч света.
— Вот ты — и есть этот луч света. Ты — наша. Другие же твои бывшие соотечественники выбрали иную дорогу и погрязли во тьме. Для них нет выбора. Нет искупления. Война закончится только тогда, когда последний из чуди будет мёртв. Спроси у Дрогана — ты ведь единственная из этого народа, к кому он не испытывает ненависти.
Повисла гнетущая тишина. Даже огонь свечей будто стал тусклее. Лада уставилась на потрескивающие в очаге дрова, не проронив больше ни слова.
Открылась входная дверь, и на пороге появился Дроган. Распаренный, чистый, бодрый. На лице его светилась улыбка.
— Давай, сестрёнка, твоя очередь! — бодро провозгласил он, подойдя.
Лада лишь повела плечами.
— Ну, как знаешь, — боец пожал плечами и огляделся. Наткнувшись взглядом на игроков в кости, Дроган потёр руки и направился к ним.
Охотница молчала и смотрела в огонь. Похлёбка перед ней остывала, постепенно растеряв свой пар и аромат. Старый монах замер, будто превратился в потрёпанную статую героя прошлого.
Героя ли?
Минута тянулась за минутой. Стражники гарнизона уже покинули зал, пожелав хозяину доброй ночи. Лада продолжала смотреть, как догорает, осыпаясь золой и пеплом, то, что раньше было живым берёзовым стволом.
Вдруг до её слуха донеслись голоса. Тон их явно не предвещал ничего хорошего.
— За дурака меня держишь? — говорил Дроган, надвигаясь на одного из тех, с кем только что катал кости за одним столом. — Ну-ка, покажи свою руку!
— Больше те ничё не показать? — огрызнулся тот. — Афедрону моего увидать не хочешь?
Его товарищи разразились гоготом, но увидев, как сжимается огромный кулак Дрогана, сразу же затихли и потянулись к висящим на поясах длинным ножам.
— Милсдари, что ж это вы? — пискнул из-за стойки Войка, загораживая спиной жену Маришку. — Ну-ка, ножи свои долой! У меня тут заведение приличное! И про солдат снаружи не забудьте!
— Солдаты твои там, а мы здеся, — процедил сквозь зубы один из шулеров. Остриё его ножа указало в сторону замершего трактирщика. — Двинешься хоть на шаг, я тебя и сучку твою на лоскуты пущу. Так что она пусть тоже не дёргается, я слежу. Давайте-ка все, раз уж пошла такая пляска, чего у вас есть ценного. И быстрее, что б нам затемно подальше убраться.
Лада с досадой подумала об оставленном в седельной сумке самостреле. С одним кинжалом против четверых бандитов ей было не выстоять. Оглядевшись, она увидела секиру Дрогана, прислонённую к стене. Слишком далеко.
Лихорадочный бег её мыслей прервало тихое покашливание. С удивлением Лада поняла, что забытый всеми незнакомец, сидевший в углу, смеялся.
— Ты чё ржёшь? — повернулся к нему один из бандитов. — Те кишки твои в брюхе надоели? Исправить хошь?
— Что вы, господа, — не прекращая посмеиваться, человек поднял руки в примирительном жесте.
— А чё тогда? Со страху спятил?
— Нет. Видите ли, не вижу смысла отдавать вам свои ценности. Всё равно вы мне их вернёте.
Бандит нахмурился. Он понимал, что незнакомец издевается над ним, но не знал, почему тот не ведёт себя как обычные люди в таких ситуациях.
— Это чегой-то мы тебе их вернём, а?