Махнув рукой, могильщик развернулся и двинулся во мглу.
— Точно никто не знает. Было это давно. В те времена, когда здесь жили одни язычники. Тогда ещё хоронили они здесь своих мёртвых. Да только делали это не так, как принято нынче. Стояла тут огромная изба о пяти столбах. Внутрь закладывали покойников, да и оставляли. Ведуньи, что служили при старой вере, курили под ней смолу да можжевельник. Оттого дым поднимался по ногам, и помогал душам вознестись в горний мир, в Правь. Ведуньи те были не обычными женщинами, а хранительницами врат между миром живых и миром мёртвых. Особым знанием обладали. Местный люд же отличался добрым нравом, и хоть были язычниками, зла не творили. Потому всех их принимал Создатель в свои вышние чертоги.
Но однажды всё изменилось. Пришёл в эти края проповедник, что сказывал о вере в единого Бога. И так он гладко говорил, что один местный парень проникся учением и стал склонять соплеменников к новой правде. Те не спешили — зачем что-то менять, если всё и так идёт ладно? Разозлился тогда юноша.
«Разве не видите», — кричал он, — «что на вечные страдания обрекаете себя? Что будете вы прокляты навеки перед Создателем за упрямство и неверие?»
Но над ним лишь смеялись. Тогда решил юноша, что покажет Создателю свою преданность тем, что избавит земли от неверных. Был он лучшим воином в округе, и, когда взял в руки щит и копьё, немногие могли совладать с ним. Никого не щадил душегуб — ни дев юных, ни детей малых, не убелённых сединами стариков. Ни братьев своих, ни сестёр. Бился он три дня и три ночи, и когда всё же пал от ран, вся земля была алой от крови. Хотели соплеменники его тело оставить волкам да воронью, да только решили, что не по-человечьи это. Потому положили в курью избу, вместе с его жертвами. Вознеслись они пред очи Создателя, но не принял тот убийцу. Милостив Бог наш, а всё же и его любви не все достойны. Низверг он губителя братьев своих и сестёр с такой силой, что душа его проломила земную твердь, вернувшись обратно в тело, да разнесла в щепы курью избу. И повелел Создатель, чтобы вечно этот преступник оставался во скорби, не видя белого света. Так он и жил там, под землёй, вырыв себе темницу. А на месте, где стояла курья изба, поставили потом каменный склеп. И ведуньи охраняли то место, чтобы проклятый не выбрался из подземелья.
— Жуткая история, — сказал Мормагон. — Запомнить надо, отлично подойдёт для вечерних рассказов в трактирах под кружечку медовухи. А где же сейчас этот душегуб? Так и живёт под землёй?
В ответ старик усмехнулся.
— Это всего лишь давняя сказка. Но говорят, что когда ушли ведуньи, тогда и проклятый выбрался из-под земли. Ушёл он странствовать, навеки оставаясь в ночи.
Слушая рассказ, Лада совсем перестала понимать, куда идёт. Вокруг всё так же стелился туман, одно надгробие было похоже на другое, а месяц окончательно спрятался за тучи. Теперь лишь бледный свет фонаря в руке могильщика разгонял окружавшую темень.
— Пришли, — сказал вдруг старик и остановился.
Голос его звучал глухо. Лада краем глаза заметила, как Мормагон невольно потянулся за топором, заткнутым позади за пояс. Да и самой ей вдруг стало неуютно, словно холодом повеяло.
— Что-то я не вижу здесь входа, — мрачно проговорил Дроган.
Вместо ответа могильщик повернулся. Чёрный пёс опустился у ног хозяина и замер. Он был похож сейчас на обсидиановую статую, вырезанную искусной рукой мастера. Луна отражалась в его бездонных глазах. Лицо старика было скрыто тенями под капюшоном. Молча, он поднял руку и показал в сторону. Там, под могучим узловатым дубом, приютился небольшой каменный склеп. Дверь его была слегка приоткрыта, словно приглашая войти.
Дроган взглянул в сторону здания, затем снова на старика. Медленно двинулся к двери. За ним, не спуская глаз с провожатого, пошла и Лада. На миг она отвернулась, посмотрев себе под ноги, чтобы не споткнуться о ступень. Но когда вновь бросила взгляд на могильщика, ни его, ни пса уже не было.
Склеп был старым, почти пустым. Лада огляделась, отметив запечатанные каменными плитами ниши в стенах. На их поверхности не было ни дат, ни имён. Посреди пола темнело отверстие колодца. Заглянув в него, Лада увидела уходившую во мрак винтовую лестницу из песчаника.
За спиной послышался скрежет металла о кремень — Дроган запалил факел.
— Спускаемся, — коротко бросил он. — Мормагон, ты с нами?
Музыкант хмуро кивнул, даже не пытаясь скрыть, насколько не хочется ему идти. И всё же он сжал в руке второй факел и шагнул к ступеням.
— В этот раз я вас не оставлю. И потом — вдруг с вами что случится? Куда ж я без вас пойду? Сам сказал — люди князя везде выследят.
Дроган усмехнулся, похлопал товарища по плечу, и двинулся первым.
Лестницей явно пользовались нечасто. Лада видела ступени в старых монастырях. Тысячи ног за прошедшие столетия продавили их, сгладили. Тут же камень выглядел так, словно его лишь недавно укладывали строители.
— Думаете, здесь вправду жило то чудовище, о котором рассказывал старик? — тихо спросил Мормагон.
Эхо подхватило его шёпот и, отразив от стен, превратило в зловещий шелест, доносившийся со всех сторон.
— Вряд ли, — отозвалась Лада. — Я читала, что первые последователи веры в Создателя, приходя в земли язычников, часто устраивали такие подземные убежища. Чтобы было, где скрыться. Множество сподвижников приняло мученическую смерть от рук дикарей.
Спуск быстро закончился. На дне колодца начинался узкий туннель. Дроган передал Ладе факел и недовольно засопел, вынужденный встать на четвереньки — настолько низким был свод. Даже охотнице пришлось согнуться. На всякий случай она вытащила и зарядила самострел — сложно было предугадать, что ожидает в конце пути.
Ползти по проходу пришлось недолго. Вскоре он закончился небольшой комнатой. Оказавшись внутри, Лада огляделась, поведя факелом по сторонам. У дальней стены находился небольшой каменный жертвенник. Вероятно, в давние времена его собрали из того, что было под рукой — камней и могильной плиты. Сейчас на нём лежали свежие кости, едва очищенные от гнилой плоти. По сторонам — россыпь черепков, оставшихся от старых сосудов. В стенах — простые ниши, некогда служившие сподвижникам в качестве спальных мест. Единственным предметом, смотревшимся здесь чужеродно, был стоявший в углу чернёный зерцальный доспех с полными кольчужными поножами, пластинчатыми наручами и рукавицами. Венчал его конический шлем с наносником и кольчужной бармицей, полностью закрывавшей лицо. В отличие от остального убранства комнаты, довольно ветхого, доспех выглядел не таким старым.
Нахмурившись, Лада сделала шаг вперёд, и тут из глубин доспеха донёсся голос.
— Очевидно, у них есть какая-то причина, чтобы тревожить меня. Вряд ли здесь можно ожидать случайных людей.
Голос был глухим, скрежещущим, но Лада могла бы поклясться, что принадлежит он не духу, а земному существу.
— Ты ещё кто? — проворчал Дроган, перехватывая рукоять топора.
Находившийся внутри доспеха не спешил отвечать. Он прошёл и сел прямо на жертвенник, рядом с останками.
— Кажется, я знаю, кто они такие. И зачем пришли. Неприятно. Как они узнали, где меня искать?
— Похоже, он не в себе, — шепнул Мормагон. — Кто бы это ни был.
— Если подумать, ответ очевиден. Монах им обо мне сказал. Больше никто не знает, что я прячусь здесь. Эти люди сумели его поймать? Вряд ли, тот слишком хитёр. Слишком. Он намеренно выдал меня. Зачем?
— И мне хотелось бы знать, — сказал Дроган.
— Хотел нас столкнуть. Может, это подарок для меня? Они выглядят такими молодыми. Такими сочными. Особенно тот, что поздоровее.
Существо даже причмокнуло от удовольствия. Лада с Мормагоном обменялись взглядами, в которых смешалось отвращение и непонимание.
— Не вижу других вариантов, да, — проскрежетал убийца, даже привстав с жертвенника, нетерпеливо постукивая рукой по плите. Затем, подавив минутный порыв, опустился обратно. — Хотя они не выглядят, как лёгкая добыча. Что-то тут не так. Может, старик хотел от меня избавиться?