— От таких мест жди беды, — проворчал он, но, посмотрев на ногу, грустно добавил: — однако дорогу бы узнать не помешало.
Тропа выскользнула из трясины прямо путникам под ноги. Пропетляв между деревьями и трухлявыми пнями, она лениво взобралась на небольшой сухой холм. На его вершине, словно гнилой зуб, торчала изба. Всю её, от порога до крыши, покрывал мох. Стены почти наполовину погрузились в землю. Дверь перекосило так, что её едва ли получилось бы открыть, не поднажав, как следует, плечом. И всё же некогда это было большое, величественное строение — до сих пор угадывалась краска, в былые времена покрывавшая узорами стены, и резные наличники вокруг окон ещё не до конца пали жертвой воцарившейся разрухи.
Из полуразвалившейся трубы шёл сизый дым — кто бы ни поселился в этом месте, он был недалеко.
— Мы точно хотим идти внутрь? — уточнил Мормагон, покосившись на воткнутую неподалёку жердь с оленьим черепом на ней.
— Ну, не поворачивать же? Вряд ли на болотных дарах хозяин дома мог как следует откормиться. Идём. Уверен, внутри нет ничего, с чем бы мы не справились.
Раздвинув заросли рогоза на дороге, Дроган решительно двинулся к входу. Дверь и правда поддалась с трудом. Войдя внутрь, путники оказались в полумраке. Окон в хижине не было. Справа от двери с трудом угадывался силуэт поленницы, слева — большой ларь. Тусклый свет виднелся лишь у дальней стены. В огромном горниле печи мерцали угли. Из полутьмы выступали очертания стен и потолочных балок. Прикинув расстояние, Лада решила, что зал перед ней был шагов тридцать в длину.
— Кто это пожаловал ко мне сегодня? — донёсся высокий скрежещущий голос из глубоких теней над очагом.
Говор был странным. Говорившая женщина будто проглатывала часть слов, а оставшуюся растягивала до невозможности. Над печью блеснули глаза.
— Всего лишь путники, — Мормагон нахмурился и неуверенно добавил: — госпожа.
Послышалось щёлканье. Лада подумала, что это, должно быть, смех. В подтверждение неведомое существо произнесло:
— Госпожой меня ещё не называли. Ты посмешил меня, так раздели со мной трапезу. Посмотри там, в котелке на столе. Должно было ещё что-то остаться с обеда.
— Благодарю, мы не голодны, — твёрдо ответил Дроган.
— Я не с тобой говорила! А ты, дружок. Ты ведь не откажешься от угощения?
— Да я, — замялся Мормагон, — вроде как тоже не особенно проголодался.
Он неуверенно взглянул на Ладу. Та уже закончила шептать тайные слова и потянулась вперёд колдовским чутьём, слегка прикрыв глаза.
То, что ощутила охотница, заставило её отшатнуться. Что бы ни сидело там, во мраке, оно давно уже не имело ничего общего с людьми. Это было нечто склизкое, холодное, неживое. Сросшееся с этим местом. Со своим логовом. И ещё Лада увидела внутренним зрением сотни маленьких огонёчков, запертых в темноте. Детские души томились в плену, не в силах покинуть его, и поддерживая в чудовище извращённое подобие жизни.
Тварь, видимо, почувствовала сотворённое Ладой волшебство. Коротко взвизгнув, она дёрнулась и пропала. Миг, и существо оказалось у охотницы за спиной. По какому-то наитию Лада пригнулась, и лезвие старого зазубренного серпа свистнуло у неё над головой. Дроган обернулся и ткнул рукоятью топора, но чудовища там уже не было.
— Зря вы пришли сюда, — раздалось шипение откуда-то из-под потолка. — Старые! Вы слишком старые! Мясо жёсткое, косточки большие! И не похрустеть толком.
— Все наружу! — крикнул Дроган.
Не тратя времени, Лада бросилась к входу. Что-то длинное и липкое пронеслось мимо и с неприятным шлепком попало в пол рядом с её ногой. Оно двигалось стремительно, но всё же охотница успела понять, что это был язык.
В стороне послышались глухой стук и ругань Мормагона — музыкант споткнулся о поленницу, рассыпав чурбаки. Чудом не упав, Лада вывалилась за дверь. Следом показался Мормагон. Из дома донеслись звуки ударов, визг, и наружу, выбив дверь, вылетел Дроган. В руках он продолжал сжимать топор.
— Сильная бестия! — пробормотал он, шмыгая разбитым носом.
Большая часть его бороды была залита кровью. Лада потянулась к сумке, чтобы наскоро наложить повязку, но не успела — в дверном проёме показалась хозяйка дома. Длинные чёрные волосы были спутаны в невообразимый колтун. Кожу болотного цвета покрывали язвы и нарывы. Обнажённая грудь болталась у распухшего живота, при каждом шаге покачиваясь в стороны. Невообразимо худые руки и ноги походили на поражённые лишайником ветки болотных деревьев. Но страшнее всего — лицо. Нижняя челюсть была полностью лишена кожи. Лада могла видеть кость и торчащие из неё острые зубы, больше похожие на звериные клыки. Перевалившись через них, свисал тошнотворно-фиолетовый язык, напоминавший червя и словно живший собственной жизнью. Он метался из стороны в сторону, приподнимаясь и будто осматриваясь. Глаза блестели из тёмных провалов глазниц. Чудовище жадно переводило взгляд от одного человека к следующему.
Вдруг язык с хлюпаньем втянулся.
— Может, пойдёте подобру-поздорову? — предложило существо. — Нечего нам делить. Оставьте меня в покое, и я вас выведу на дорогу.
— По мне так неплохая сделка, — вполголоса проговорил Мормагон.
Лада покачала головой и взвела самострел.
— Нельзя. Тварь поедает детей. Кто знает, сколько она ещё заманит и убьёт?
— Что ты за существо? — спросил Дроган, не переставая хмуриться.
— Существо? — казалось, хозяйка дома удивилась и даже обиделась от такого вопроса. — Я лишь обычная женщина. Живу на болоте уже который год. Перебиваюсь, чем Создатель пошлёт.
— И что же он посылает?
Болотная хозяйка дёрнулась. Кажется, пожала плечами.
— Разное.
— Детей, например?
Челюсти щёлкнули.
— Они всё равно не жильцы в этом мире, коли их родичи выгнали на болото. Бродяжки, беспризорники. А я им боли не причиняю. Быстро всё делаю. Так, что даже не почувствуют ничего. Лучше ведь, чем погибать на болотах от холода да диких зверей? И им — избавление от страданий, и мне — пропитание. Разве ж допустил бы Создатель, чтобы я столько лет здесь жила, если б не хотел этого?
Дроган двинулся вбок, обходя людоедиху.
— Не прикрывайся Создателем. Он даёт нам свободу выбора, творить добро или зло.
— Так разве ж я зло причиняю? Говорю тебе — избавляю от страданий детишек.
— И держишь в плену их души, подпитывая своё нечестивое существование, — подала голос Лада. — Кем бы ты ни была, и за что бы ни заслужила такую кару, поделом. Если считаешь, что живёшь благодаря попущению Создателя нашего, тогда мы — его карающая рука.
Тварь взвизгнула и выбросила вперёд язык, целясь Ладе в лицо. Та инстинктивно вскинула самострел, прикрывшись им, когда Мормагон бросился вперёд, хватая язык. Покрытая слизью плоть почти сразу же выскользнула из его руки, но этого оказалось достаточно, чтобы Дроган метнулся вперёд, взмахнув топором. Язык упал на землю, извиваясь, а окрестности огласил истошный визг. Существо развернулось и бросилось в дом, однако воитель догнал его в пару прыжков и обрушил на голову топор. Череп со скрежетом треснул, мозг и кровь брызнули в стороны. Тварь сделала ещё несколько шагов, схватилась за дверной косяк, словно ища у него защиты, затем медленно осела. Чудовище ещё попыталось повернуть голову, когда следующий удар топора отсёк её.
Лада медленно опустила самострел и огляделась, не без удивления заметив, что из-за угла за ней пристально наблюдала девочка лет семи.
Глава 25
— Иди сюда, не бойся!
Лада поманила девочку, и та, нерешительно оглядываясь, вышла вперёд. Но, стоило Дрогану с треском выдрать топор из стены, испуганно нырнула обратно.
— Иди, тебя никто не обидит!
— Что? — обернулся воитель, озадаченно глядя на сестру.
— Да уж тебя бы точно никто обидеть не решился, — хмыкнул Мормагон. — Не тебе она, а той девчушке.
— Какой ещё?
Дроган отошёл от трупа болотной нежити и только теперь увидел тощую девочку в грязной одёжке, замершую за углом.