Голос Клина понизился до хрипа. Возможно, горбун считал, что это производит впечатление на слушателей. Но он ошибался. Слишком уж комично и театрально это выглядело.
Дроган кивнул.
— Мы посмотрим на этот их культ. Спасибо за гостеприимство. Нам пора.
Клин открыл рот, чтобы ответить, но Дроган развернулся и вышел. Спутники последовали за ним. Некоторое время они шли молча, возвращаясь к перекрёстку. Когда деревня скрылась за деревьями, воитель произнёс:
— Ненавижу это в людях. Они живут здесь, на отшибе, немногим лучше зверей. В грязи и дерьме. И что они делают? Ненавидят своих единственных соседей и хотят их истребить!
— А вы разве не этим занимаетесь? — возразил Мормагон.
Лада подобралась, ожидая взрыва, но Дроган, помолчав минуту, ответил неожиданно спокойно и задумчиво.
— Отчасти, может, и так. Но я думаю, разница есть. Мы не трогаем ведьм, если те не несут угрозу. Даже мелкие культы можем оставить в покое. Поступают ли так все церковники? Конечно, нет. Но я не могу отвечать за дела братьев своих. Лишь делаю то, что должен. Чтобы мир стал лучше, чище.
— Думаю, это и отличает профессионалов, — добавила Лада. — Мы не действуем из слепой ненависти или зависти. Мы выполняем работу.
Мормагон покачал головой.
— Вы ведь не знаете, что нас там ждёт. Вдруг и правда — культ болотных тварей? Человеческие жертвоприношения? Что, если Клин прав и искренне предлагает избавить мир от скверны? Но вы уже решили, что им движет обычная ненависть к соседям. Не говорит ли в вас грех гордыни? Желание считать себя лучше этих убогих болотных обитателей?
— Поживём — увидим.
— Мне кажется, я помню зелёных людей, — послышался тихий голос.
Это говорила Ромашка. Все уже успели привыкнуть к девочке, тенью следовавшей за путниками.
— Может, Лысенка — твой дом? — спросила Лада. — Что ты помнишь?
Девочка смешно наморщила нос, задумавшись.
— Что их все боялись. Это был ужас, приходящий с болот. Никто не мог спастись от них. Если вы попадётесь им, то никогда уже не вернётесь.
Слова зловещего предупреждения словно повисли в воздухе, смешавшись со зловонными испарениями топей.
Если прошлой деревне достался хоть клочок суши, Лысенке не повезло даже в этом. Поселение вырастало прямо из мутной воды. Небольшие круглые жилища, сплетённые из тростника и обмазанные глиной, держались на больших сваях, уходящих в глубину болот. Между хижинами лежали простые мостки из связанных между собой кривых ветвей, в любой момент готовых обрушиться вниз. К ним вёл хрупкий на вид подвесной мост, ближний конец которого был закреплён на земле позади большого, наполовину утопленного в воде камня.
Лада рассматривала деревню, стоя на краю дороги.
— Это и есть твой дом?
Ромашка едва заметно кивнула, отвела в сторону взгляд, затем тихо произнесла:
— Но я вспомнила, что мне нельзя туда.
— Уверена, что бы ты ни натворила, родители ждут тебя.
Девочка качнула головой.
— У меня нет никого. Я одна.
— Идём. Мы тебя здесь не оставим.
Лада видела, как колеблется девочка. Её взгляд был устремлён на домишки. Хотя лицо оставалось непроницаемым, Лада чувствовала идущую внутри Ромашки борьбу. Наконец, та сделала небольшой шаг. Ещё один. Следом двинулись и остальные.
Лада подошла к камню и внимательно осмотрела его. Как и путевой камень на перекрёстке, он некогда был исчерчен символами или письменами, но теперь от них остались лишь едва различимые борозды. Множество бурых пятен покрывало шершавую поверхность. Часть из них давно засохла, другие ещё были свежи. Не оставалось сомнений — перед Ладой находился жертвенный камень язычников.
— Клин был прав. Здесь и правда приносят кровавые жертвы.
Дроган молчал, внимательно осматривая окрестности. Вдруг он сделал шаг в сторону и грозно обратился к ближайшим кустам:
— А ну вылезай! Нечего прятаться!
Кусты безмолвствовали.
— Не заставляй меня подходить и вытаскивать тебя оттуда! Не думаю, что тебе это придётся по вкусу.
В ответ растительность колыхнулась, и из неё на четвереньках выбрался грязный, исхудавший человек. Поднявшись, он оперся о короткую узловатую палку, не смея поднять взгляд. Голова его клонилась набок, то и дело вздрагивая, заставляя жидкие пряди длинных волос колыхаться волнами.
— Не бойся, — сказала Лада, выступая вперёд. — Скажи, кто ты и что здесь делаешь?
— Штриг, — ответил человек, странно растягивая слова и шепелявя. — Шлежу жа камнем. Штарошта велел. Готовлю жертвы. Режу. Рашделываю. Не трогайте меня, я хороший. Жла никому не чиню.
— Зла не чинит, жертвы, однако, разделывает, — пробормотал Мормагон.
— А что ты приносишь в жертву, добрый человек?
— Птишки. Лягушки. Желёные люди приходють, жабирають. Уходють в топи. Наш не трогують.
— А если им ничего не оставлять? Что тогда?
Стриг нахмурился. Его голова невольно дёрнулась в очередной раз.
— Беда, — коротко ответил юродивый.
— Кажется, эти его «зелёные люди» — то ещё бедствие для деревни. Жители им не поклоняются, а скорее пытаются откупиться.
Дроган тяжело вздохнул.
— Сестрёнка, не хочешь ли ты предложить нам тащиться в топи, чтобы избавить деревню от каких-то злобных тварей? Я — не ведун, чтобы нечисть по болотам резать. Да и ради кого? Какой-то чуди?
Воитель сплюнул.
— Не ради какой-то чуди, братец. Ради неё.
Лада кивнула в сторону безучастно сидевшей в сторонке девочки. Так, будто происходящее совершенно её не касалось.
Дроган вздохнул ещё раз.
— У нас есть своя задача. Хочешь останавливаться в каждой замшелой деревеньке и пытаться спасать сирых да убогих? Всей жизни не хватит. Да и с каких пор это стало настолько важно? Сколько их было, таких? Мы делали работу и шли дальше. Что изменилось?
— То, что теперь вы можете потерять себя, — произнёс Мормагон.
Лада с Дроганом повернулись к нему. Музыкант, необычайно серьёзный и мрачный, стоял неподалёку.
— Ты о чём? — спросил Дроган.
— У каждого из вас есть свой мрак внутри. Да и у меня, чего греха таить? Раньше у вас была миссия. Цель. Высшее предназначение. Это позволяло думать, что все грехи списываются. Любые поступки оправданы. За вашей спиной стояла сила самого Создателя. Теперь вы разбиты, отвергнуты. Беглецы, на чужой земле. Будущее туманно и не определённо. И если мы не будем творить добро, как скоро зло возьмёт над нами верх? Если мы станем отворачиваться от бед ближних, не проснутся ли чудовища внутри нас?
— Гладко стелешь, приятель, — пробормотал Дроган.
Лада задумалась.
— Он прав. Раньше мы опирались на Церковь. Теперь нам надо искать силу внутри нас.
— Создатель всё ещё с нами, — пожал плечами Дроган.
Лада взглянула на трясущегося Стрига. На смотрящую в пустоту Ромашку.
— Да, с нами…
— Раньше Стриг был обычный, — говорила Ромашка, пока путники пробирались по болоту. — Я помню его. А потом попался под копыта лошади какого-то человека, что проезжал мимо Лысенки. Тот даже не остановился, когда проломил Стригу череп. Несколько дней он лежал в бреду. А, как очнулся, уже никогда не был прежний. Теперь такой и ходит. Жаль его.
— Всех вас жаль. Скажи, ты не думала о том, что будет с тобой дальше?
— Ничего не будет. Здесь, в болотах, моя смерть.
— Не слишком ли мрачные мысли для маленькой девочки?
Ромашка пожала плечами и больше не произнесла ни слова, пока впереди не появилась цель их похода — чёрный зев пещеры.
— Это здесь?
Ромашка подумала немного и кивнула.
— Меня зелёные люди утащили, когда в деревне не оставили им жертву. Я сбежала от них и заблудилась на болоте. Так и попала к той злой старухе.
— Как они выглядят?