— А что со мной?
— Давно хотел спросить. Почему монахини приносят обет безбрачия?
— А что, — хмыкнул Дроган, — тебе перестало хватать женщин, и ты решил переключиться на монашек?
— Протестую! Монашки — тоже женщины! — весело отозвался Мормагон, но затем, поймав хмурый взгляд Лады, притих. — Нет, правда. Почему? Разве Создатель против брака?
— Нет, конечно же. В Писании много говорится о важности брачного союза. Дело в другом. Скажем, ты ведь не станешь забивать своей лютней гвозди, так ведь?
— Это — лира. Но нет, не стану.
— Однако ты не против забивания гвоздей? Просто у музыкального инструмента другое предназначение. Так и с людьми.
— Предназначение — это звучит как-то слишком мрачно. Как будто мне пытаются навязать чужую волю.
Лада кивнула.
— Бывает так, что ребёнок просит выпить вина или мёда. Это — его свободная воля. Любящие родители говорят ему, что он ещё слишком мал, и не готов к этому. Но ребёнок всё же крадёт напиток, выпивает, и ему плохо. А ведь его предупреждали те, кто обладает более высоким знанием, пониманием ситуации. Предназначение — это не что-то, что заставляет тебя действовать определённым образом. Оно придаёт смысл и нужность. Если ты отказываешься от предназначения и утверждаешь, что ты сам способен определить свой путь, ты становишься бессмысленным и ненужным. Как лира, которой забивают гвозди.
Мормагон покачал головой, помолчал немного, затем произнёс:
— Нет, я не могу принять такой взгляд на вещи. Надо мной тоже висит пророчество, как ты помнишь. Я просто не хочу верить, что от меня ничего не зависит.
— От тебя зависит многое. Например, выполнишь ли ты своё предназначение. Просто иногда оно совсем не то, что ты думаешь. Не зная своей судьбы, ты можешь пытаться что-то спланировать, стать кем-то, кем тебе не суждено быть. Но я лучше доверюсь в этом вопросе мудрости Создателя. Не хочу быть непослушным ребёнком, который погибает, напившись мёда и свернув шею в канаве только чтобы доказать, что он может выбрать свой собственный путь.
— Но зато он умирает на своих условиях!
— Нет, он умирает, подчинённый демону пьянства. В бессмысленной борьбе против тех, кто даже не пытался бороться с ним в ответ.
— Сюда! — крикнул Дроган, прерывая спор.
Лада и Мормагон подбежали к тому месту, где стоял воитель. Это был невысокий пологий холм почти в самом центре поля. На вершине его рос узловатый молодой дуб.
— Что ты нашёл?
Вместо ответа воитель указал вперёд. Там, меж корней дерева, лежала отрубленная голова. Шея её словно вросла в землю, а макушку венчал остроконечный шлем с бармицей. Дожди и влага немилосердно обошлись с металлом — ржавчина давно погасила стальной блеск. Голова, на которую был надет шлем, выглядела не лучше. Плоть почти целиком истлела, местами обнажив кости. Но всё же эти останки сохранились гораздо лучше, чем выбеленные ветрами скелеты на остальном пространстве поля.
— И что? — коротко спросил Мормагон.
В ответ послышался протяжный не то вздох, не то стон. Глаза мертвеца открылись и уставились на гостей.
— Живые, — прохрипел он. — Давно здесь не было живых.
— Что за чёрное колдовство? — нахмурился Мормагон. — Опять мертвецы! Видит Создатель — с тех пор, как я связался с вами, я видел мёртвых больше, чем за всю свою прошлую жизнь!
Дроган пожал плечами.
— Мне больше интересно, почему этот сохранился лучше, чем его павшие товарищи.
Голова чуть повернулась в его сторону.
— В том нет никакой загадки. Друг твой верно сказал. Чёрное колдовство держит меня в мире живых, не давая уйти в обитель мёртвых. Потому, если вы только веруете в Создателя и в вас есть хоть капля милосердия, молю! Оборвите моё проклятое существование и дайте мне упокоиться с миром!
— Думал, что уже всё повидал, — удивлённо воскликнул Дроган, — но нежить, просящую её добить, вижу впервые!
— Многое есть в этом мире, что и мудрейшим не довелось познать, — философски заметил Мормагон. — Но, думаю, мы должны проявить к нему сочувствие и дать уже умереть.
— Но прежде этого, ответь нам, — спросила Лада, — кто ты и чем заслужил такую участь?
Послышался тяжёлый вздох, словно поднявшийся из-под земли.
— Разве что своим рождением. Не повезло мне родиться раньше моего брата Витольда. Двое нас было, княжьих сыновей. Теперь он один остался.
— Витольда? — недоверчиво переспросил Мормагон. — Ты — Хольг, старший брат князя? Но ведь все уверены, что ты умер!
— Князя? — мертвец смотрел всё такими же невыразительными белёсыми глазами, но что-то, казалось, неуловимо изменилось в его взгляде. — Значит, он теперь — князь. И мой батюшка умер, считая, что я погиб. Я бы оплакал свою судьбу, будь у меня ещё слёзы. Но тем паче — прервите уже моё мучительное бытие. Освободите из этой тюрьмы.
— Мы это сделаем, — кивнула Лада. — Но всё же, как ты сюда попал? И почему отрубленная голова вдруг может говорить?
Мертвец невесело усмехнулся.
— Они закопали меня стоя, пока я был ещё жив. Только голова и осталась наверху. Затем слуга моего брата наложил заклятие. Зловещий колдун, лица которого я никогда не видел, поскольку он закрывал его маской. Он сказал, что даже когда смерть придёт за мной, то не сможет забрать. Что это за человек, как сподобился власти над самой смертью — всё это мне неведомо. Знаю лишь его имя — Молтраст. И вот, слова его сбылись. Я чувствовал, как истлевает моя плоть. Как корни дерева пронзают её, прорастая сквозь кости — но мог лишь кричать от боли. А потом она ушла. С тех пор прошли многие лета, и всё, что мне остаётся, лишь ждать, пока удерживающее меня в этом мире чёрное колдовство ослабеет, и я смогу его покинуть.
— Мы едем в столицу за человеком, который предал нас так же, как тебя — брат. Скажи, можешь ли ты чем-то помочь нам?
Мертвец замолчал, прикрыв глаза. Ладе уже начало казаться, что он больше не заговорит, но тут послышался его тихий скрежещущий голос.
— В те давние дни, когда я ещё дышал, был у меня верный друг. Принесите ему весть о моей судьбе, и он поможет вам. Зовут его Горст, по прозвищу Меченый. Бравый рубака и весёлый товарищ. Надеюсь, он давно уже оплакал меня, и ваши слова не принесут ему несчастье. Но в благодарность он непременно поможет. Теперь же, прошу, исполните обещание. Я так долго ждал, что теперь уже невмоготу.
Дроган кивнул, отодвинул в сторону Ладу, и замахнулся топором над нежитью. Мертвец закрыл глаза.
— А всё же страшно, — проскрипел он.
И в тот же миг вздрогнула земля, так что даже могучий воитель едва устоял. А Лада и Мормагон, не выдержав толчка, упали на колени. Земля сотряслась вновь, словно большой зверь, внезапно просыпающийся от спячки. А затем разверзлась. Из разлома показалась огромная костяная рука, схватившаяся за край. Затем — вторая. И вот появился череп, глазницы которого светились потусторонним бледно-зелёным светом. Встав на ноги, существо вытащило из чрева земли оружие и повернулось к живым. Исторгнув костяного гиганта, почва закрылась и успокоилась, словно и не вздрагивала она только что в мучительной судороге. Вновь мирно зеленела трава, раскинулось над ней голубое небо.
А посреди поля возвышался костяной колосс, объятый призрачным огнём. В одной своей руке он сжимал грубый щит, словно сколоченный из гробовых досок. В другой — тяжёлый кистень, шар с короткими тупыми шипами на несуразно длинной ржавой цепи.
— Проклятье! — ругнулся Дроган.
— Оно и есть, — подтвердила Лада. — Кажется, колдун, который обрёк Хольга на страдания, подготовил ловушку.
— Молтраст, — мрачно напомнил Мормагон.
Дроган кивнул.
— Ну, ничего. Жизнь, в конечном итоге, завсегда побеждает.
С этими словами воитель двинулся на ужасающего противника. Лада покачала головой, неуверенная в его словах. Нужно было разрушить проклятие, и сделать это быстро.