Она изящным взмахом подманила чудище и борт надрывно скрипнул, коснувшись белесых губ. Дыхание зверя мощно струилось, как сквозняк в скальном ущелье, так же веяло тьмой, тленом и сыростью, а жаберные крышки ухали в бока, как таран в ворота. Воевода, стараясь не показать предательскую дрожь, ухватил рукоять, бугристые мускулы напряглись и меч с тихим шелестом вылез из раны. Зверь даже не вздрогнул, пристально глядя на Витима огромными глазищами.
– Вот и все… – с оттенком грусти молвила девушка. – Познакомились, теперь пришла пора расставаться.
– Погоди! – неожиданно воскликнул Волк. – Скажи свое имя!
– Имя? – морянка взглянула на витязя с нескрываемым интересом. – Все кличут меня Певуньей, за то что в лунные ночи…
– Я тоже люблю глядеть на луну! И петь…
– Хотелось бы услышать земные песни. – улыбнулась Певунья.
– А мне твои!
Друзья умолкли, стараясь не мешать неожиданно возникшей беседе. Между Волком и морянкой словно протянулись невидимые нити, в миг связав воедино пару родственных душ. Дочь моря сняла с шеи обруч и блеснув повлажневшими глазами передала его витязю.
– Если… Если захочешь спеть лунной ночью на берегу любой воды, подуй на раковину. Я мигом явлюсь хоть с самого края света!
Ее губы дрогнули, словно шепнув неслышную фразу, рука ухватила плавник Кит-Рыбы и два морских чуда мигом скрылись в пучине, оставив после себя гигантский бурун, завертевший корабль как щепку.
Море соскучилось по свежему ветру, гребцы натужно налегали на весла, смешивая с запахом соли дух горячего пота. Луна рельефно вычерчивала перекаты мышц под темной от южного загара кожей.
– Если б не раковина на шее Волка, – задумчиво молвил Сершхан. – Я бы решил, что вся эта ночь во сне привиделась. Особенно Певунья… Это же надо, какое диво скрывает пучина морская!
Витим слушал в пол-уха, натирал вновь обретенный клинок выдранной откуда-то холщовой тряпицей, рукав на правом плече стянут тугим бинтом, плотно сжав рваную рану.
– Что за кровь у этой твари? – сердито шептал он. – Не оттирается никак.
– А ты поплюй. – предложил Ратибор, заканчивая вязать новую петлю на тетиве. – В твоей слюне столько желчи, что разъест любую гадость.
Воевода усмехнулся и резвей заработал тряпицей. Волк лежал в проходе и молча взирал на звездный круговорот, губы едва заметно вышептывали неясное слово. Подошедший Константин кашлянул, привлекая к себе внимание.
– Эээ… – неуверенно протянул он. – Я хочу сказать вам спасибо. Выручили нас! Теперь корабли пойдут спокойно, повезут товар, дадут заработать хорошие деньги.
Воевода только засопел недовольно, а Ратибор хитро поднял бровь, глянув через плечо на кормчего.
– Выручили? – усмехнулся стрелок. – Ты о чем, ромей? У нас уговор был, а уговор, запомни, дороже всяческих денег. Тебе спасибо, что согласился нас взять за обычную плату, мы же просто подсобили миновать трудное место.
– Значит, – и без того тощее лицо Константина вытянулось еще больше. – Вы с меня ничего не возьмете за спасение корабля?
Друзья разразились дружным хохотом, даже Волк улыбнулся в полудреме. Ромей понял, что платы с него не ждут и поспешил на корму. Ночь медленно текла над землей, вращая звездное небо подобно мельничному колесу, время шло, неуклонно стремясь к рассвету.
Восток порозовел за кормой. Море совсем успокоилось, зеркалом отразив сияние подступавшего утра, мир выкупался в этом свете, щедро разбрызгав до самых краев. Утренняя прохлада пробиралась под одежку, топорща кожу мурашками, едва видимый пар поднимался с воды, подчеркивая великолепие зарождающегося дня. Корабль резал воду как масло, длинные волны с плеском разбегались от днища, но безмерная гладь выравнивала их в двух шагах от бортов, стараясь ничем не нарушить спокойствие утра. Легкий туман клубился от носа к корме и вдруг разом исчез, открыв безмерную глубину налившегося голубизной неба. Из-за края земли показалось солнце, начав свой величественный путь от рождения к смерти, золотистая сила крепла, наливалась жаром и наконец выплеснулась в полную силу, заиграв по воде дрожащими бликами. Легкая рябь накинула на море привычное покрывало – наступил новый день.
Попутный ветерок постепенно крепчал и Константин дал команду поставить парус. Напрягшаяся мачта приняла тяжесть полотнища, корабль накренился, скрипнул и стал разгоняться, вздыбив воду глубокими складками. Гребцы подняли весла, уложили вдоль бортов и теперь отдыхали, подставив обнаженные спины живительным лучам.
Константин поднял наслюнявленный палец, определяя направление ветра, прикинул на глаз высоту солнца и что-то черкнул стилом на вощеной дощечке.
– При таком ветре к полдню увидим землю. – уверенно сообщил он.
Ратибор довольно кивнул, разложил припасенную снедь и друзья, устроившись у самого носа, принялись с аппетитом уплетать завтрак.
– Подогреть бы… – придирчиво поморщился Сершхан. – Терпеть не могу холодное мясо!
– Ну и не ешь! – с набитым ртом отмахнулся стрелок. – Больше останется.
– Во-во! – поддержал его Волк. – Полезно все, что в рот полезло!
– Вы точно когда-нибудь лопните! – почесал бородку Витим. – Куда в вас влазит?
Солнце постепенно поднималось, нагревая плескавшуюся по палубе воду, у самого виднокрая небо оперилось редкими облачками, а воздух прорезали крики чаек, проносящихся над самой мачтой.
– Чайки летают. – Ратибор ткнул в небо утиной косточкой. – Значит земля совсем близко – примета верная!
Константин подал команду и гребцы левого борта с плеском погрузили весла в зеленеющую прохладу воды, загребли, помогая направить корабль на север, где уже серела туманная полоска близкой земли. По правому борту весла наклонно глядели в небо, белея проступавшей из дерева солью, но дождавшись команды тоже плюхнулись в изумрудную глубину, пронизанную лучами света и плавно двинулись, смешивая воду с тысячей сверкающих пузырьков. Корабль, ускоряя ход, рассек низкие волны.
– Кормчий! – позвал Витим. – Скажи, можно ли нам пройти самым коротким путем до берега?
– Не совсем понял… – качнул головой ромей.
– Ну смотри. Если выйти из Таврики, как мы, но в Таврике не приставать. К какому месту берега можно прийти быстрее всего?
– А! Понятно. Таврида с заходной стороны врезается в Понт Эвскийский, то есть, в Русское море по вашему, длинным полуостровом. Его надобно по любому обходить, что мы и сделали нынешней ночью, теперь наш путь состоит из двух прямых линий: одна от Херсонеса до края полуострова, другая оттуда до ближайшего берега, то есть прямо на полуночь оттуда. Но наши корабли не ходят самым коротким путем, потому что берег в конце пустынный и делать там нечего. Греки от переломного места ходят на заход, к Днепру или еще дальше, к фактории.
– Давно мы прошли переломное место? – задумался воевода.
– Примерно в полночь. – охотно ответил кормчий, поразившись странному интересу варвара.
– Ясно. Правь к тому месту, о котором только что баял. Нам туда.
– Туда? Да там и людей нет! Степь, пустыня, берег обрывистый, камни торчат из воды. Нехорошее место! Кроме того вы до самого Днепра уплатили, деньги я семье передал и вернуть не могу.
– Оставь себе! – презрительно скривился Витим. – И правь куда кажут.
Константин пожал плечами, крикнул гребцам и корабль скоро сменил курс, оставив полоску земли по левому борту.
Минул полдень. Глинистый обрыв, выжженный солнцем, уныло маячил на севере, туманя взор. Берег пенил воду ласковым прибоем, но море было спокойным, едва лохматилось о прибрежные камни. Покатые, поросшие водорослями валуны тут и там торчали подобно спинам морских зверей, а у самой кромки воды одиноко и жутко уткнулся носом в песок покинутый ромейский корабль.
– Это он! – воскликнул Ратибор, первым заметивший брошенное судно. – Корабль, на котором бежал Громовник!
– Точно! – пригляделся Сершхан. – Витим, как ты узнал где он?
– Чутье. – коротко ответил воевода и внимательно уставился на приближающийся с каждым гребком берег.
Друзья недоуменно переглянулись, но промолчали, надеясь на объяснения позже, когда Витим будет в лучшем расположении духа.