– Чего уж проще… – сплюнул Витим и побрел за другим бревном. – Ящер бы побрал этих уличей…
Волк, стуча зубами, обтесывал колья, топор чуть не выпадал из слабеющих рук, но главное он уже сделал – тиверцы были предупреждены о побеге, переглядывались с надеждой и нетерпением, ждали сигнала. Надсмотрщики, здорово опухшие после вечерней гулянки, больше боролись с гудением в голове, чем подгоняли пленников, им было тошно с перепою и на все наплевать, только бы дождаться вечерней прохлады. Даже сторожевые псы старались держаться в тени изб, крепкие челюсти лениво клацали, гоняя огромных зеленых мух. Стук, гудение, скрип натянутых веревок, грохот бревен заполняли поляну, работа шла молча, на разговоры не осталось никаких сил. Уличи так же безмолвно и безучастно глядели перед собой, словно не замечая друг друга. Жара одолевала, выжимала семь потов, раскалывала головы болью. Все ждали вечера.
С утра пленников разбили на пять тесных кучек и развели по всей поляне, не давая, если что, действовать сообща. По десятку тиверцев рыли ловчие ямы у каждой из трех троп, выходящих к поляне – одна почти с востока, другая шла прямиком на юг, а третья вела на запад, самая широкая и проезжая. Остальные пленники рубили лес у восточного и западного краев, таскали бревна на обтеску и городили две пока не соединенные дуги частокола – короткую у юго-восточной тропы, и боле длинную между западной и южной. Сершхан рыл новые ямы под колья, еще больше удлиняя юго-западную дугу, Волк, вместе с двумя тиверцами, заострял бревна, а Витим, кряхтя и ругаясь, таскал их к отрытым ямам.
По десятку надсмотрщиков, вооруженных мечами и луками сидели у восточной и южной ямы, лениво наблюдая за измученными жарой работниками, еще десяток расположился между западной ямой и кучей бревен, приглядывая за рытьем, но не упуская из виду лесорубов и длинную дугу частокола. А оставшиеся две пятерки стрелков на другом краю поляны внимательно следили за лесорубами восточной стороны и теми, кто ставил колья в короткую, юго-восточную дугу частокола.
Один лучник сидел на крыше атаманской избы в самом центре поляны, а справа и слева от него, на крышах амбаров, поглядывали по сторонам еще двое. Эти стрелки простреливали почти всю поляну, но самое худое то, что достать их можно только из лука… Не лезть же на стены под прицелом десятка стрел!
Витим не знал где сейчас Ратибор, готов ли к напуску, можно ли на него надеяться. Неизвестность беспокоила больше всего, но от тяжких раздумий дела не идут лучше, так что вместо кручины надо было подумывать о том, как одолеть ворога собственными силами. Он уже приметил одно безопасное место – за самым западным краешком длинной дуги частокола, ни один лучник со своего места не мог поразить цель за этой преградой. Долго там не продержаться, уличи к местам не привязаны, но на какое-то время прикрыться можно.
Среди тиверцев было много язвленых, еле державшихся на ногах, мало того, что с них толку в бою как с худого горшка, да еще обуза не малая – вытягивай их потом. Волк влез сюда не подумавши, друзей затянул, а сам скис как красна девица под солнечным жаром. Чтоб ему жилось долго и радостно… Нет, в последние дни удача определенно повернулась к ним задним ликом. Хотя рассчитывать на нее больше пристало безвольным и слабым, но и совсем без покровительства очень уж тяжко. На то Боги удачу и создали, чтоб хоть чуть-чуть сберечь силы людские.
Это же курам на смех! Вместо поисков вражьего меча, надрываться в этих забытых Богами местах, укрепляя невесть зачем деревню каких-то уличей, будь они неладны… Сдались Волку эти полоненные тиверцы! На кой ляд нужны воины, кои за себя постоять не в силах? Сдаться горстке пропитых разбойников, когда сами с оружием были, в доспехах, да еще вдвое большим числом. Срамота! Таких и спасать не хочется.
Он подхватил на плечо шершавое от коры бревно, натужно крякнул и поволок к изогнувшемуся дугой частоколу. Сершхан как раз закончил выколупывать новую яму и злющий воевода от души вогнал в нее принесенный кол.
– Все! – прошипел он сквозь зубы. – Пора начинать. Не то я этих уличей один перебью со злости, вам не достанется. А ведь драться как раз именно вам восхотелось, никак не мне, помните?
– Что ты бурчишь? – устало вздохнул Сершхан. – По крайней мере за одним бревном тебе все же сходить придется, иначе как Волка предупредить?
– Дудки! – огрызнулся Витим. – До Волка я схожу, но бревно тащить не стану. Чтоб им…
Он широким шагом направился к куче бревен, над которыми трудился Волк, тиверцы украдкой глядели вслед, видать почувствовали висевшее в воздухе напряжение.
– Все, Волчара, – подойдя шепнул воевода. – Хватит спину гнуть, а то заработался… Может тебе тут по нраву?
– Иди ты… – огрызнулся витязь. – Начинаем? Где Ратибор?
– Поди у него спроси! Я, грит, вам стрелами подсоблю… А сами ступайте чуть ли не голышом. Говорил, мол – ищи знак, а получилось – ищи свищи… Где знак, какой знак? Леший его знает!
– Тише ты! – шикнул Волк. – Не хватало чтоб надсмотрщики на нас внимание обратили… Бери бревно и тащи Сершхану, передай что я наготове.
Витим тяжело взвалил на плечо отесанный кол, снова помянул лешего, и пошатываясь побрел к Сершхану, тот как раз заканчивал новую яму.
– Думаешь за усердный труд нам жратвы добавят? – ухая кол в яму, усмехнулся воевода. – Как же, дождешься… Я Волка предупредил, можно начинать по вчерашнему уговору. На Ратибора надежды нет, видать нажрался и дрыхнет в кустах.
– Погоди! Ты пробовал какой-нибудь знак разглядеть, одним нам понятный? Вот то-то! Зря на стрелка напраслину возводишь, он и твою шкуру не раз выручал. Давай осмотримся. Без него нам лучников на крышах достать будет сложно, половина тиверцев тут останется, а это не гоже, сам понимаешь.
– Да не может стрелка быть рядом! Псы кругом, они бы такой лай подняли, учуяв чужака… Нас не трогают только потому, что приучены к пленникам на поляне.
– Ты же знаешь Ратибора… У Ящера перед носом пролезет, тот не приметит. Ищи знак.
Они оглядели сплошную стену леса на юге, делая вид, что ровнее прилаживают воткнутый кол. Ничего. Только гудение мух и марево раскаленного воздуха.
– Может он с другой стороны пробрался? С полуночи? – снова ухватил заступ Сершхан. – Я не верю, что его нет.
– На полуночный край пленников не пускают… – Витим понял, что придется тащить еще один кол. – Но он не дурак, хоть лентяй и обжора. Так что если подойдет, то именно с полудня.
Он повернулся и обречено шагнул в сторону наваленных бревен, но остановился, привлеченный коротким стуком, словно сорвавшийся с руки заступ случайно ударил в частокол.
– Ты чего буянишь? – удивленно обернулся воевода.
– А ведь ты прав… – улыбнулся Сершхан с явным облегчением. – Иди к Волку, скажи, что Ратибор тут и прекрасно нас видит. Можно идти в напуск!
– Чего?!
– Тихо ты!
На широкой ладони Сершхана лежал обломок стрелы со знакомым оперением – темно-рыжим, с косыми черными полосами.
Витим даже вздрогнул, не поверив глазам, качнул головой и направился к Волку, на ходу подав тиверцам первый из условленных знаков – дважды громко кашлянул, для достоверности помянув Ящера. Пленники облегченно перевели дух, сигнал пошел дальше, где кашлем, где чихом, где едва заметным взмахом руки. Всех охватило будоражившее кровь волнение, как это всегда бывает перед началом кровавой схватки, чаще застучали топоры, заступы глубже вошли в землю, хрустя щербатым железом. Представился случай вернуть утраченную свободу и никто из тиверцев не хотел его упускать, силы каждого словно удвоились, тела жили предвкушением боя, мысли крутились вокруг праведной мести.
Волк сидел на бревне в нескольких шагах от ближайшего надсмотрщика, топор с треском откалывал длинные щепы, роняя их в пахнущую древесной смолой кучу. Витязь и ухом не повел, расслышав сигнал, только рука удобней перехватила короткую рукоять. Все шло точно по задуманному, каждый был на своем месте. Витим брел устало, с каждым шагом приближаясь к валявшимся кучей бревнам, но глаза цепко выхватывали все опасности, ум решал какая из них будет поражена первой.