А перед Сашкой надо будет извиниться.
Я уже решаюсь выйти и получить заслуженный нагоняй от Настасьи – но тут слышу в коридоре голоса. Слов не разбираю, но интонации Морозова не узнать сложно. Потом звучит женский смех, а потом вдруг вклинивается ещё один знакомый голос, властный и уверенный. По мере того, как его обладатель приближается к двери, он становится громче.
– … потому что работать надо, а не сплетничать!.. – гремит Победоносцев, и я, кажется, понимаю, чем вызвано его раздражение.
Возвращаюсь за стол едва ли не бегом. Шеф входит в кабинет первым.
– А ты не слушай никого, поняла?! – рычит он, не переключив интонацию. Потом замечает мой ошарашенный взгляд и смягчается. – Пусть себе дураки болтают, ты про себя знаешь, кто ты есть – за это и держись. – Он строго грозит пальцем, потом улыбается высунувшемуся на шум Гошке. – А ты смотри, защищай хозяйку!
Дракон фыркает с самым боевым видом. Дорогое начальство обводит кабинет взглядом, натыкается на вошедшего следом Сашку и неодобрительно качает головой, а тот в ответ разводит руками, в каждой – стаканчик с кофе. По окончании этого молчаливого диалога шеф уходит к себе и запирает дверь, а Сашка ухмыляется и ставит стаканчик с латте на мой стол, с чёрным – на свой.
– Информацию нужно получать из достоверных источников, – нравоучительно изрекает он, стаскивая сперва рюкзак, потом куртку. Швыряет и то и другое на тумбочку, поворачивается ко мне, опирается обеими ладонями на стол, наклоняется, и я вжимаюсь в спинку кресла, но оно уже придвинуто к стене, и деваться некуда…
Сперва я думаю о том, что чёрта с два теперь стану извиняться. Потом – что уже десять лет ни с кем не целовалась. Потом…
– Соколов, – говорю хрипло, когда всё-таки удаётся вывернуться. – Ты не охренел ли?
Он ухмыляется, нахально садится на край стола, крутит в руках бумажный кофейный стаканчик – такой красно-белый, полосатый, у Настасьи все стаканы такие. Делает пару глотков. Гошка подбирается поближе, шумно втягивает воздух и недовольно фыркает.
– Всё может быть… Но тебя я не боюсь, не надейся.
Я придвигаю к себе кофе, пока его не расплескал дракон, не зная, как реагировать. А Сашка как ни в чём не бывало продолжает говорить – мол, обратился к шефу, тот сперва рассердился, потом объяснил, потом… Что?!
– Дал телефон твоей мамы, – с довольным видом повторяет он, кончиком пальца гладя по макушке Гошку – тот поставил передние лапы к нему на колено и недоверчиво принюхивается к стакану. Странно, не замечала за ним раньше интереса к кофе. – А ты ей обо мне рассказывала, да? Она тоже очень рассердилась насчёт Ильиной и попыталась меня переубедить. У неё получилось.
Я закрываю ладонями горящее лицо. Ну, Георгий Иванович… Ну, мама!.. Где, спрашивается, конфиденциальность, тайна личной жизни и всё такое?! Ей звонит совершенно незнакомый мужик – а она берёт и всё обо мне выкладывает! А если бы это маньяк был?!
– С канцелярией я пообщался, – продолжает маньяк, и я едва удерживаюсь от стона. – Кратенько, без подробностей, но так, чтоб прониклись. А тут сейчас столкнулся с этими… Знаешь, еле сдержался, – в голосе его проскальзывают хищные нотки. – Девушек, конечно, не бьют, но, если б шеф не появился, Морозову бы я пластику носа обеспечил.
– Псих, – говорю я, не убирая ладоней от лица. – Там же камеры висят, запись ведётся…
И вообще никогда не понимала этой идеи – бить кому-то морду из-за девушки. Но мысль о том, что ради меня кто-то может кому-то врезать, отчего-то греет.
Псих фыркает, потом вздыхает.
– Кать. – Он осторожно тянет меня за запястье. Я выглядываю между пальцами – лицо у него серьёзное. – Ты мне нравишься. – Он кашляет, делает паузу, я не реагирую, и он продолжает: – Если всё дело в этом… Я не боюсь. И ты тоже не бойся, ничего со мной не случится.
Он говорит это так твёрдо, что мне вдруг хочется верить. В самом деле, ну чего я боюсь, а? У меня есть справка, и лекарства, и мне уже не пятнадцать лет, в конце концов, я взрослая женщина и могу себе позволить…
Много чего могу.
Сашка берёт меня за руку, смотрит в глаза. Улыбается, и мне вдруг становится тепло-тепло, и тоже хочется улыбаться и говорить какие-то глупости…
А потом Сашка снова кашляет.
Хлопает себя ладонью по груди, потом с недоумением эту самую ладонь рассматривает. Опять кашляет, хрипло, тяжело, втягивает воздух со странным сипящим звуком, и смотрит на меня, и хватается за горло, а потом тычет пальцем куда-то в сторону своего стола…
А потом он роняет стаканчик – и падает сам.