— Что поделаешь, низок еще культурный уровень масс, — отмежевывается от них фараон. — Послушай, есть одно дельце…
— И знать не желаю, какую еще аферу ты замышляешь! — мгновенно срываюсь я. — Век не забыть, как мне в прошлый раз чуть глаза не вывинтили отверткой те два албанца — травести из «Могамбо».
— Спокойно, теперь я выступаю вполне официальным лицом. Между прочим, можешь поздравить — назначили инспектором…
— Явно не по заслугам.
— Ты чего это, а?
— Да ничего. Просто я всегда говорил, что полиция прямо бедует с кадрами. Что ни кадр — находка для уголовников.
— Ужасно остроумно… А теперь ближе к делу, парень. Меня направили в Вальделаплану…
— Заодно объявив это местечко зоной стихийного бедствия.
— Да хватит тебе… Слушай, друзья мы в конце концов или нет?
— Ладно, сдаюсь, — я и в самом деле сдаюсь. — Прошлое связало нас одной веревочкой. — Тут я вспомнил, как он тщился застукать контрабандистов на углу Фонтанельи, а они тем временем там же сбывали мне свой товар. Во время перекуров мы с ним, бывало, перебросимся парой слов — и опять каждый за свое дело. Так и познакомились… — Ладно, сдаюсь. Валяй выкладывай, с чем пожаловал.
— Скажи-ка прежде, что тебе известно о вампиризме.
Выпучив глаза и оскалившись, я с урчанием тянусь к его глотке.
— Но-но, так мы не договаривались! Да погоди ты, ей-богу, я серьезно… Слушай, твое издательство навыпускало кучу книжек на эту тему — стало быть, ты в ней дока, верно?
Поднапрягшись, я припоминаю наконец один опус — «Мемуары пречистой девы-вампа из Ксокуатлекетцлока»; родила его на свет мадам Миди, тогдашняя моя патронесса, представлявшая в издательстве интересы мексиканских «крестовиков» — вроде есть такая секта кровопийц-лунатиков.
— Три дня назад в Вальделаплане было совершено убийство. Среди развалин одного из домов в Старом Квартале нашли труп какой-то девицы. Ей ножом перерезали глотку… Ну, и все говорит о том, что убийца совершил акт вампиризма.
— Что-о?
— Опрокинул пару стаканчиков ее крови, понял?
— Слушай, ты мне это дело не шей, я такими вещами не занимаюсь! Мы тут с Мулеем в настольный футбол играем и никого, понимаешь, не трогаем…
— Да не будь ты ослом, Буэнавентура! Мне твои игры по боку. Только помоги разобраться в этом деле.
— То, что мне пару раз выпала удача в твоих делишках, вовсе не означает, что я — Шерлок Холмс.
— Понимаешь, мне нужно, чтобы рядом все время был башковитый мужик, на которого можно бы положиться. И пусть себе копает потихонечку, наматывает на ус, не вызывая ничьих подозрений. Мой шеф, комиссар Родриго, последнее время не в духе. Плохо мы ладим. Чуть что — говорит, что стоит меня увидеть, — и у него открывается язва.
— Охотно верю.
— Вальделаплана — городишко щупленький, жутко религиозный, и чужаков там не привечают. Понятное дело, друг о друге все всё знают, и любой скандал в Вальделаплане сродни мировому потопу. Ну вот, появляешься ты там как бы невзначай, мы работаем на пару, я тебя прикрою.
— А какая мне от этого выгода? — я включаю счетчик.
— Как поймаем преступника, я кое-что отсыплю из своей дарохранительницы. Потом мы втроем выступим на телевидении, и у тебя будет исключительное право на все материалы в сенсационных журналах. Ну как?
— Меня это не колышет. Пока, Пучадес, рад был повидаться.
— А, вот как… Видит бог, не хотелось мне наступать тебе на мозоль… — цедит он сквозь зубы. — Слушай, а в порядке ли документы твоего подельщика, как его, бишь? Ах да, Мулея… Он ведь эмигрант, верно? И с фининспекцией тоже все на мази? Ты уж скажи мне, а то я запамятовал — что, счета по страховке уже оплатил? Ведь и в суд могут подать — у них не залежится.
— Ох, опасный ты человек, Пучадес.
— А ты помоги мне и заживешь без проблем. Пока снова не понадобишься… Ну что тебе остается делать? Уйти в «профи» настольного футбола?
И вот я сижу, подперев ладонями голову, с грустью созерцая типографские машины, а в ушах тихо позванивают голоса моих старушек Марий — просят пораньше им аванс выдать на покупку каких-то безделушек. Не могу я отказаться от предложения Пучадеса. С другой стороны, проторчать пару дней в заштатном городишке, поохотиться на бедолагу-головореза, которого тамошние жители величают, небось, не иначе как Дракулой, — какое ни то, а развлечение. В общем, скрепя сердце, я соглашаюсь. И если у Пучадеса сохранилось в душе хоть что-то человеческое, здорово ему должно сейчас икаться.