Успокоительным образом должно действовать на нас сознание того, что и в период расцвета структурализма никогда не забывался в советском языкознании сам язык, никогда не забывалось то, что лежит под структурами языка и из чего только и могут появляться эти структуры. Но с середины 60-х годов в нашей литературе начинают звучать голоса, уже прямо направленные против абсолютизации структурных методов. Самих структур у нас никто и никогда не отрицал. Задолго до появления структурализма Л.В. Щерба уже приводил фразы, состоящие из бессмысленных слов, но таких, которые снабжены определенными морфологическими показателями, свидетельствующими для нас, что тут перед нами именно грамматическое предложение, хотя и вполне бессмысленное. Такого рода бессмысленными предложениями Л.В. Щерба хотел указать именно на структуру предложения, независимую от семантики составляющих это предложение слов. И такое отчетливое представление о структуре предложения ничуть не мешало, а скорее только способствовало появлению у Л.В. Щербы весьма важных и ценных трудов по лингвистике.
Однако уже в середине 60-х годов в советской лингвистике раздалось мощное слово против крайностей абсолютизированного структурализма. Ф.П. Филин[42] утверждал, что опасность этой новой теории заключается в
«абсолютизации системных связей, в понимании языка как непротиворечивой структуры языковых символов, имманентной в своем развитии, в отрыве языка от общества»[43].
Он же выставляет еще и такое возражение против абсолютизации формально-системных отношений в языке:
«Существующие в действительности системные связи в языке противоречивы, система – это не только гармоническое сочетание элементов одного и того же порядка, но в то же время и совокупность противоречивых элементов и отношений, отражающих диалектическую борьбу противоположностей, борьбу старого с новым, отживающего с нарождающимся»[44].
Конечно, Ф.П. Филин вовсе и не думает отрицать значимость структурального изучения языка. Он только отводит этому изучению соответствующее место, достаточно важное, но ни в коем случае не исключительное[45].
Автор настоящей работы во второй половине 60-х годов тоже не раз выступал с критикой абсолютного структурализма, защищая языковые структуры не в их изолированности, но в их совокупном состоянии и в их единстве с внеструктурной стихией языка. Подчеркнем, что здесь шла борьба не против самих структур, которые необходимы не только в языке, но и во всех ощущаемых нами и мыслимых предметах, а против именно изолированного выделения структур и против изолирования внутренней и самостоятельной, доструктурной или, вообще говоря, внеструктурной стихии языка[46].
Разбирать всю эту аргументацию в целях защиты живых, а не мертвых структур языка сейчас не является нашей задачей. Мы еще указали бы на одного автора-литературоведа, который одновременно с нами и в очень острой и убедительной форме доказывал несостоятельность изолированных структур.
Этот автор – П.В. Палиевский. В своей статье под характерным названием «Мера научности» он пишет, что после всех попыток характеризовать литературное произведение только чисто структурно, т.е. чисто схематически, в литературе
«стало обнаруживаться непонятное и неожиданное сопротивление, странная неподатливость, которая указывала на что-то несравнимо более серьезное, требовавшее совсем иного понимания»[47].
За научными схемами и законами мира и жизни всегда кроется сам мир и сама жизнь, а вот они-то как раз и невыразимы в отвлеченных схемах или, точнее сказать, выразимы только отчасти.
«Если это так, то не нужно быть никаким философом, чтобы, занимаясь своим делом, признавать некоторые простые вещи. То есть: что наука в каждой ее стадии знает только то, что она знает; что природа „знает“ все, и что поэтому идея, будто мы призваны перекачать все силы природы в известные законы и на них только строить свою жизнь и мысль, наивна, несбыточна, и при стечении определенных обстоятельств, если хотите, небезопасна».
«Предлагая свою определенность, начиная с которой якобы можно строить модель, структурализм сразу останавливает литературу и обращает ее в заводной механизм. Все становится выводимым одно из другого по конечной схеме; возникает мнимая ясность, которая попросту отрезает себя от непрерывного целого и наполненного безначальным смыслом образа».
42
См.:
45
Такова предлагаемая Ф.П. Филиным общая программа советского языкознания в конце статьи (с. 26 – 28).
46
См.:
47
Эта статья была напечатана в журнале «Знамя» (1966, № 4), а потом была перепечатана в сборнике того же автора: Пути реализма. Литература и теория. М., 1974, с. 57.