Поэтому всех несколько удивило, когда, согласно завещанию, Глэдис оставила девочкам коттедж и свои небольшие сбережения. Каждой из сестер полагалось пожизненно получать по сто фунтов в год. Но в завещании оговаривались и другие условия, учитывающие их замужество или смерть.
Коттедж оставался точно таким, каким он был при жизни Глэдис – скромным, но уютным. Двое слуг из особняка периодически проветривали и убирали его, а садовник присматривал за садом.
Глэдис Армор не назначила Томаса распорядителем своего имущества. Несмотря на его внешнее благосостояние, она не доверяла Моллену, поэтому передала все дела о наследстве в руки адвоката из Ньюкастла, и, как оказалось, поступила совершенно правильно.
– Барби! – Констанция схватила сестру за руку. – А тебе разве не нравится жить в коттедже? Мы бы там здорово жили, я, ты и Мэри, а еще дядя и… Уэйт, мне нравится Уэйт.
– Но коттедж очень маленький. Там всего восемь комнат, значит жить там смогут самое большее трое человек, ну, может, четверо.
– Да. – Констанция кивнула с задумчивым видом. – Ты права.
В этот момент в классную комнату вернулись мисс Бригмор и Мэри. Взглянув на девочек, Мэри опустила голову и закусив губу заплакала, а потом стремительно выбежала из комнаты.
Мисс Бригмор подошла к столу и стала перебирать книги, словно тасовала карточную колоду.
– Так, девочки, идите сюда, – мягко промолвила она.
Сестры подошли к столу, и Барбара, впервые за сегодняшний день устремив взор на лицо мисс Бригмор, с величайшим удивлением увидела слезы в глазах гувернантки.
Галерея особняка всегда являлась предметом споров. Одни считали, что она выполнена в итальянском стиле, другие утверждали, что во французском. А знатоки заявляли: дескать, это жуткое смешение обоих стилей. Однако последнее слово всегда оставалось за Томасом, по мнению которого, это был исключительно претенциозный стиль Молленов. Он знал, что даже его лучшие друзья считают весь особняк слишком претенциозным.
Именно в галерее Дик Моллен решил сделать предложение Фанни Армстронг. Этот брак претил ему, и от одной лишь мысли о нем сводило живот. Но Дик понимал, что жизнь – игра, в которую он вынужден играть, причем с определенной долей помпезности. Сейчас ему требовалась любая помощь, поэтому он выбрал галерею с ее романтической атмосферой.
Юноша распахнул арочные двери и отвесил легкий поклон, пропуская Фанни вперед. Вместе они медленно двинулись по широкому красному ковру, покрывавшему мозаичный пол.
С каждой стороны галереи находилось шесть окон, под ними стояли банкетки, достаточно просторные, чтобы можно было с комфортом сидеть вдвоем. Стены между окнами были оклеены обоями или затянуты тканью с выпуклыми узорами из зеленого бархата. На каждой стене висело по две больших картины в золоченых рамах. На потолке в центре галереи сияла огромная звезда, ее золотистые лучи расходились во все стороны.
Как раз в центре галереи Фанни остановилась, взглянула на двух слуг, которые вошли в дальнюю дверь, и скосила свои маленькие зеленые глазки в сторону окна.
– Что-то случилось? – спросила она у Дика.
– Случилось? Что ты имеешь в виду?
– По-моему, в доме какая-то напряженная обстановка… среди слуг. Когда я недавно вышла из своей комнаты, то заметила, что в коридоре шепчутся служанки. Увидев меня, они разбежались.
Дик с трудом сглотнул комок в горле.
– У тебя просто богатое воображение.
– Возможно, – согласилась Фанни и снова двинулась вперед, – но у меня настоящий нюх на необычные вещи. А когда слуги ведут себя необычно… Ты понимаешь, поведение слуг – это как барометр! – Она робко улыбнулась Дику, но он смотрел куда-то вдаль.
– Фанни, я хочу тебя кое о чем спросить, – нерешительно начал он.
– Правда? Что ж, я слушаю.
Дик, по-прежнему не глядя ей в лицо, продолжал:
– Для этого разговора требуется время и соответствующее место. Что касается места, то я выбрал эту галерею, а вот время… – Замолчав, Дик вяло улыбнулся Фанни. – Мне мешает эта суета слуг. Ты не побоишься прогуляться со мной в такую погоду?
Фанни усмехнулась, на губах ее появилась циничная улыбка, от которой Дику стало не по себе. Он понимал, что если они поженятся, их жизнь превратится в настоящую битву характеров. Ведь под кокетливой внешностью Фанни таилась властная женщина, не выносящая, чтобы ей перечили.
– Что это ты вдруг стал таким церемонным? – Фанни вгляделась в лицо Дика. – Если уж я могла часами таскаться по болотам за твоим отцом и собаками, то меня не напугает сегодняшняя слегка ненастная погода. – Она презрительно скривила губы.
– Отлично! Тогда мы пойдем в беседку. – Дик поспешно схватил Фанни за руку. – Мы спустимся по задней лестнице, а в оружейной комнате захватим для тебя плащ. – В его голосе зазвучали заговорщические нотки.
Словно шаловливые дети, они выбежали через дверь, распахнутую перед ними слугой, пересекли лестничную площадку и попали в коридор. Оружейная комната находилась в самом его конце.
У нижних ступенек лестницы служанка, ползая на коленях, мыла каменный пол. Дик с подчеркнутой любезностью подал Фанни руку, чтобы помочь ей перебраться через лужи. Она слегка приподняла юбки и осторожно направилась вперед. В этот момент в коридоре четко прозвучал голос, доносившийся из кладовой дворецкого:
– Мне жаль хозяина, а не этого молодого балбеса. Теперь, похоже, ему придется самому зарабатывать на жизнь, хотя для этого у него кишка тонка. Последние дни меня буквально тошнит от происходящего. Даже выходки Делавалов из Ситон-Слюз не идут ни в какое сравнение. А ведь это их он пытался передразнивать, выпендриваясь перед своими лондонскими друзьями. Возможно, Делавалы и помешаны на своих проказах, но у них это получается здорово, не то, что у него.
Служанка поднялась с колен, на лице у нее был написан испуг. Она тихонько двинулась к приоткрытой двери кладовой. Дик Моллен, схватив ее за руку, резко отдернул назад. Фанни стояла в луже, но Дик, похоже, забыл о ее присутствии. Его пылающий гневом взгляд был устремлен на дверь кладовой. Звучавший оттуда голос продолжал:
– А эти трое на кухне, кредиторы, или судебные приставы, называй их как угодно, они будут ждать только до вечера. Да и то, должно быть, их хорошо подмазали, если они согласились ждать так долго. Старик рассчитывает, что до этого времени молодой балбес уладит проблему, иначе Армстронг не раскошелится. Господи, надеюсь, ему удастся захомутать ее. Да. Очень надеюсь, потому что, насколько я знаю мисс Фанни, она легко раскусит его хитрость. Мистер Браун рассказал мне: старик утром задал хорошую трепку своему сынку, когда тот пришел клянчить денег, потому что проигрался в пух и прах. А с мисс Фанни неплохо бы поваляться на мягкой перине, но чтобы жениться… Хотя нищим не приходится выбирать, особенно когда в доме торчат судебные приставы. Так что господину задаваке Дику конец, если она не…
Уэйт не успел договорить, так как Дик Моллен вытащил его из кладовой за воротник расшитой галунами тужурки и прижал к стене коридора. Слуга опешил, но только на несколько секунд – уже в следующее мгновение он осознал, что борется с молодым хозяином, причем настолько отчаянно, словно сражается за свою жизнь. Его вновь прижали к стене – это был уже Орд.
– Вон! Убирайся, свинья! Ты слышал? Вон! Ты уволен! Если через полчаса не уберешься из дома…
Уэйт отстранился от стены, но не бросился прочь от разъяренного хозяина, как это сделал бы любой другой слуга; в нем прочно сидели упрямство и бунтарский дух крестьянина. Его дед и прадед трудились на земле, а отец в возрасте семи лет был вынужден пойти работать на шахту. И когда у него родился первый ребенок, он с горечью, но твердо заявил: "Мой сын не будет носить кандалы и толкать вагонетку в семь лет. Ни за что! Я позабочусь об этом". И действительно позаботился – отдал мальчика в услужение.
Гарри Уэйт начинал службу подручным в конюшне, но вскоре дали о себе знать унаследованные от отца амбиции, и Гарри стал с вожделением поглядывать на дом, где можно было быстрее продвинуться по службе, да и работа гораздо легче. Он сменил еще две должности, прежде чем пять лет назад попал, наконец, в особняк. Тогда же и женился. Жена родила ему уже двоих детей и вскоре должна была принести третьего.