— Этого вполне достаточно, — ответила я.
— Кармел, как я рада, что встретилась с тобой! Но что толку?! Все кончено. Однако я не успокоюсь, пока весь мир не узнает, что доктор Марлин невиновен. Все, что я могу сказать — я знаю это, потому что он сам мне об этом сказал. Вот и все. Когда он понял, что его арестуют, он произнес: «Китти, дорогая моя, они собираются обвинить меня в убийстве Грейс. Все указывает на то, что я виновен. И я не могу доказать, что не причастен к этому преступлению. Я не заходил в ее комнату, не прикасался к ее лекарствам. И я хочу, чтобы ты знала и верила, что я говорю правду. Все остальное неважно». А на следующий день нас арестовали… обоих.
Мы молчали. Я не находила, что ей сказать. Но моя вера в то, что доктор не убивал свою жену, только укрепилась.
Прошло некоторое время, прежде чем мы смогли снова заговорить.
— Я рада, что пришла, — сказала я. — Я всегда верила, что доктор невиновен, а теперь убедилась в этом.
— Он бы мне сказал, — произнесла Китти. — Он не стал бы меня обманывать.
После этого она немного успокоилась. Я смогла убедить ее в том, что считаю точно так же, как она.
— Меня судили вместе с ним, — рассказывала она. — Я смутно помню те дни, и слава Богу. Не многим людям приходится защищать в суде собственную жизнь. У Эдварда были враги. Там была эта зловредная старуха. Как она наслаждалась происходящим!
— Вы имеете в виду няню Гилрой? — уточнила я. — Я всегда ее недолюбливала.
— И миссис Бартон была полностью под ее влиянием. И местная медсестра. Они все знали, как трудно было жить с Грейс Марлин. И не отрицали этого. Это было еще одним свидетельством против Эдварда. Но, конечно, больше всего их убедили чувства, которые он питал ко мне. О Кармел! Ты только представь! Эти письма, которые он писал мне, зачитывали в суде… очень личные, уличающие его письма! Как глупо было с моей стороны сохранить их! После моего ареста мою комнату обыскали и нашли их. Эти письма служили мне утешением… Откуда мне было знать? Ты не должна осуждать нас.
— Осуждать вас? Как бы мне хотелось, чтобы можно было хоть что-то сделать, чтобы вам помочь!
— Прости меня, я стала слишком нервной. Я так злилась на эту мерзкую женщину… с ее инсинуациями. Она возненавидела меня с того самого момента, как я приехала в ваш дом. Подумать только! Она все знала… и гнусно хихикала! Я любила доктора, Кармел. Я хочу, чтобы ты поняла. Это было вовсе не так, как они пытались представить. Это была чистая, настоящая любовь… над которой нельзя насмехаться… как они это делали. Надеюсь, Кармел, ты встретишь в жизни такую же нежную и чистую любовь, какая была у нас с Эдвардом Марлином. Ради нее стоило жить… за нее можно было умереть. Но только не так, как умер он!
— Пожалуйста, не терзайтесь вы так! Может, лучше прекратим этот разговор?
— Но я должна рассказать… я хочу, чтобы ты знала. Мне становится легче, когда я говорю с тобой, потому что ты веришь в его невиновность так же, как и я.
— Верю. Я всегда знала, что доктор Марлин невиновен. И всегда хотела найти доказательства этого… и теперь я получила их… от вас.
— Доказательства? Но ведь это только слова!
— Мне этого достаточно. Если бы и для остального мира было так же!
— Я постараюсь успокоиться и говорить рассудительно, — сказала Китти. — Ты знаешь, что произошло в суде: Эдварда признали виновным и повесили. Они не могли прийти к единому мнению относительно меня. Я ждала ребенка, а беременных женщин не вешают. Разгорелись серьезные дебаты. В зале находился Джефферсон Крейг. Он много писал о преступлениях и о преступниках. Он с самого начала верил, что Эдвард невиновен. И был уверен, что в деле есть какая-то судебная ошибка. Джефферсон был убежден, что кто-то другой дал Грейс Марлин смертельную дозу лекарства. В доме многие ее ненавидели.
К тому же была вероятность, что она сама приняла лекарства — может, по ошибке. Состоялся еще один суд. Благодаря статьям Джефферсона, которые были опубликованы в нескольких газетах, многие стали испытывать ко мне сострадание. Думаю, во многом именно благодаря этому меня оправдали. Я вышла из суда свободной, однако чувствовала себя неуверенно. Но рядом со мной оказался Джефферсон. Он нашел для меня жилье. Одна женщина ухаживала за мной, и он время от времени навещал меня. Это была вовсе не романтическая влюбленность. Для него я была просто «интересным случаем». Джефферсон всю жизнь интересовался подобными судебными разбирательствами, и мое дело поразило его больше остальных. В то время ему было уже под семьдесят.
Я не знаю, как бы я без него выжила, ведь я находилась в глубокой депрессии. Меня мучили кошмары. Мне не хотелось жить. Джефферсон напоминал мне, что я ношу ребенка Эдварда. Он заставил меня поверить, что благодаря ребенку я не потеряла Эдварда навсегда. Позже он рассказывал мне, что боялся, что я покончу с собой. Джефферсон думал только о своих «судебных случаях». Он изучил мое дело с той целеустремленностью, с которой всегда подходил к своей работе. Но думаю, мой случай вызвал у него особый интерес. Он решил, что мне нужно чем-то заняться. Работа стала противоядием от скуки и апатии. Мне нужна была работа. Я поблагодарила Джефферсона за все, что он для меня сделал, и сказала, что никогда не смогу отплатить ему за его добро. Он ответил, что есть способ отблагодарить его. Я могу помогать миссис Гарфилд.