После этого отчетливо зазвучал голос Патриции Хольм, которая твердо, без малейших колебаний, заявила:
– Привет, Саймон, друг... Не слушай эту здоровенную обезьяну. Он пытается запугать тебя, зная, что никогда не сможет поймать тебя.
– Пошли его ко всем чертям, – вставил Питер.
Капитан Фрэд, судя по всему, взвился от гнева:
– Я даю вам на размышление десять секунд, мистер Темплер.
Саймон склонился над автоматом, его руки вцепились в оружие, как будто он собирался разломить его пополам.
Карина Лейс смотрела на его окаменевшее лицо.
Затем дважды выстрелила в воздух.
Как бы в ответ ей где-то на западе заработал мотор катера, возвращая им надежду на жизнь.
Из мрака ночи выступила фигура мистера Униатца.
– Босс, – сказал он как будто в пространство, – это вы выстрелили? Вы хотите сказать, что мы назовем их Гейне дядей?
– Нет, Хоппи, – сказала Карина, – это я выстрелила.
Святой посмотрел на нее странным взглядом.
– Я не ожидал, – сказал он, – что ты подтолкнешь меня к саморазрушению.
Она обхватила ладонями его руку, лицо ее озарила улыбка глубокого понимания.
– Дорогой, – сказала она, – ты же знаешь, что в конце концов они все равно нас захватят. Ты знаешь это так же хорошо, как и я. Почему же нужно страдать просто так, ни за что? Может быть, они всех нас убьют, но тогда пусть это случится как можно быстрее. Наши посланники уже в пути, они в безопасности. Послушай.
И Саймон слушал. Он вслушивался в удаляющиеся звуки ритмично работавшего в темноте ночи мотора катера, пока он не растворился в новых, более устойчивых звуках мотора посыльного судна, спускаемого с яхты «Марч хэер», и он знал, что она говорила правду, и был этому рад, и в то же время не хотел смириться с парадоксом своего поражения после победы. Он думал над тем, могло ли это случиться только потому, что он не покорил еще собственную гордыню и судьба одного человека может иметь значение, когда миллионы других таких же, как он, людей сгорят в пламени войны, как маленькие мошки.
Секунды казались столетиями. К нему вернулся здравый смысл, такой же непостижимый и неизмеримый, как звезды.
Все шло своим чередом. Но были и перемены. Такие перемены, которые ничего не могли изменить. И все-таки у него был один путь – бросить вызов судьбе, – таков был его девиз, его знамя. Потому что он знал, за ним обязательно пойдут другие и борьба будет продолжаться до тех пор, пока в душах людей не иссякнет огонь свободы.
– Конечно, – сказал он. – Пока они нас еще не убили. И когда они нас схватят, им придется с нами основательно повозиться.
Лодка приближалась к причалу, вспенивая воду.
– Как, босс, – спросил мистер Униатц упрямо, – могу я попрактиковаться на этих мордах?
– Пока рано, Хоппи. Сначала мы должны освободить Патрицию и Питера. После этого, может быть, и сделаем что-нибудь.
И даже когда шансы на успех были совсем ничтожны, в его голосе не было слышно сомнения.
Он отбросил свое оружие в сторону, то же самое сделала и Карина. Очень неохотно и не торопясь, с покорным отвращением то же самое проделал и Хоппи Униатц. Все трое молча наблюдали за тем, как лодка причалила к пирсу.
Саймон вытащил портсигар и протянул его Карине с таким непринужденным видом, словно они были в фойе ночного клуба в Нью-Йорке, ожидая заказанные ими блюда. Несколько человек выскочили из лодки и побежали по пирсу, перестроившись в двойной полукруг – точь-в-точь хорошо обученная группа захвата, которой, с иронией подумал Саймон, они наверняка и были. Но даже не посмотрев в их сторону, он зажег спичку и поднес ее Карине.
– Однако мы весело провели время, – заметил он.
– Да. – Она говорила таким же уверенным тоном, как и он; и ему захотелось навсегда удержать в памяти ее гордое, красивое, бледное лицо, ее темно-синие глаза и яркое пламя волос. – И спасибо тебе за все, Святой.
Он поднес спичку к своей сигарете, затем затушил ее и выбросил. Но им хорошо были видны лица друг друга: теперь их освещали лучи фонариков, направленных прямо на них.
Саймон взглянул на окруживших их со всех сторон людей. Некоторые были в немецкой военной форме, другие в обычной матросской, но у всех были квадратной формы зверские лица, которые нацистская этнология провозгласила идеалом нордического характера. Они были вооружены револьверами и карабинами.
К группе подбежал еще один человек – его не было видно в свете фонарей – и сказал по-немецки:
– Извините, пожалуйста, господин капитан. Узники сбежали.
– Спасибо.
Голос принадлежал Фрэду. Он вышел на свет. Его лицо с тяжелой челюстью выражало высокомерие; тонкие губы сжаты; уголки рта слегка опущены вниз. Его каменные глаза быстро скользили по трем пленникам и остановились на Саймоне.
– Мистер Темплер, это не вся ваша команда.
– На пирсе вы можете найти одного из ваших соратников с пробитой головой, – услужливо заметил Саймон. – Он был ликвидирован в самом начале наших действий. Нам пришлось это сделать, так как он не мог решить, на чьей же он стороне, так что теперь он всегда будет соблюдать нейтралитет.
– Я имею в виду Джилбеков. Где они?
– Как у вас со слухом?
Капитан даже не повернул головы. Но в тишине было слышно, как монотонно стрекотал мотор лодки где-то уже далеко от берега. (
Сверлящим взглядом своих похожих на гальку глаз Фрэд смотрел на Святого в течение нескольких долгих секунд.
Затем повернулся и отдал несколько новых приказов.
К спине Саймона приставили карабины, и его вместе с Кариной и Хоппи препроводили в комнату, где до этого содержались Лоуренс Джилбек и Юстина. Когда был обнаружен труп часового, послышались громкие возгласы и ругательства, прерванные, однако, резкой командой капитана. Группа захвата освободила проход для Фрэда. Но он остался стоять на прежнем месте.
После очень короткой паузы в напряженной тишине в комнату, где находились Саймон, Карина и Хоппи, втолкнули Патрицию и Питера.
Питер сказал небрежным тоном:
– Привет, шеф. Как странно. Я никогда не мог понять, как вам удается подобрать такую идиотскую команду.
Патриция Хольм сразу же подошла к Саймону. Он быстро поцеловал ее; левой рукой он все еще обнимал ее, когда, улыбаясь, обратился к капитану Фрэду:
– Итак, Генрих, дорогой карбункул, у нас здесь собралась своего рода небольшая компания. Как мы будем развлекаться? Если бы у нас был старый договор, мы могли бы вырезать бумажных кукол; или, поскольку нас здесь достаточно много, мы могли бы создать свой клуб и распевать песенки о свинячьих корытцах и лошадиных яслях.
Но в это время явился еще один человек, с приходом которого всю компанию действительно можно было считать в полном сборе; онвошел в дверь, и два матроса сделали шаг назад, чтобы закрыть ее за ним.
Не лишенное привлекательности лицо Рэндолфа Марча было подобно каменному изваянию; одна-две упавшие пряди волос нарушали его обычно безупречную, гладкую прическу; белый воротничок рубашки был слегка помят. Сами по себе эти детали были малозначительными, но в сочетании с диким выражением его глаз, несомненно, свидетельствовали о том, что нервы этого человека были напряжены до предела, как и подобает в данной ситуации.
– Джилбеки, – сказал он хриплым голосом, обращаясь к Фрэду, что также выдавало его очевидную нервозность. – Если они удрали на катере...
– Я знаю, – прервал его капитан.
– Почему за ними никого не послали?
– А кого?
– У вас большая команда. Два катера...
– И ни одного лоцмана. Никто отсюда не с состоянии выбраться – даже при наличии собственного канала. Вы же знаете эти бесчисленные рукава и заливы. Поэтому-то мы и выбрали это место для нашей стоянки.
– Тогда они обязательно заблудятся, и мы поймаем их.
– Боюсь, – сказал капитан, – что это будет нелегко. Наш друг Темплер умудрился же как-то добраться сюда со своей группой. Вероятно, с помощью проводника. Если только мисс Лейс не...