— Погоди, про кота потом! — взбудоражено прозвучало в трубке.
— Что, неприятно выслушивать замечания? — ехидно спросил Джей, отметив странный тон Чарли, но не обращая на него внимания.
— Да помолчи ты! Дай сказать!
— Ну говори, говори… — благодушно разрешил Джей. Узнав, что звонит Чарли, а не Рона, он повеселел.
— Ты сейчас где? В спальне?
— На кухне, приятель, собираюсь пить кофе. Заходи, если хочешь, я и тебя угощу твоей любимой быстрорастворимой бурдой.
— У тебя сейчас и без меня будут гости, — скороговоркой произнес Чарли. — Это хорошо, что ты на кухне, выгляни в окно, в твоем дворе Пенни!
— Кто-о?
— Я случайно заметил, как она открывает калитку, и решил предупре… — Голос Чарли оборвался на полуслове, потому что Джей прекратил связь.
Не веря своим глазам, он смотрел через распахнутое окно на Пенни, которая действительно находилась у него во дворе — медленно шла по дорожке к крыльцу.
Джей застыл, пораженный этим видением, — для него оно было фантастическим. После пяти лет отсутствия Пенни словно возникла из небытия. Само ее появление здесь было необычным. Прежде Пенни никогда не посещала виллу по одной простой причине: когда сама она еще обреталась в Сент-Дэвиде, Рона проживала тут. Поэтому Пенни здесь нечего было делать, даже несмотря на присутствие Джея.
Теперь ситуация изменилась — Рона переехала в городскую квартиру, Джей остался один, — и Пенни знала об этом, иначе не пришла бы сюда.
Он пока не думал о том, зачем она пришла. В эту минуту ему достаточно было просто видеть Пенни — как она идет по дорожке, двигаясь со знакомой грацией, которая сквозит в каждом шаге, жесте, повороте головы, как переливаются на солнце ее рассыпанные по плечам темные шелковистые волосы, как поблескивают синие глаза.
Уловить их выражение было трудно. Джей попытался это сделать, но потерпел неудачу, потому что взгляд Пенни все время менял направление. То она смотрела себе под ноги, на дорожку, то оглядывала газон и окружающие его декоративные деревья и кустарники, то рассматривала собственно виллу, к которой двигалась.
Глядя на Пенни, одетую в пеструю шелковую блузку и синие джинсы со специально проделанной изготовителями прорехой на левом колене, Джей вдруг живо вспомнил ее другой — обнаженной, изнывающей в его объятиях от чувственного наслаждения.
Внезапно возникший перед внутренним взором Джея образ оказался настолько ярким, что на мгновение затмил реальную Пенни. Вдобавок это видение вызвало сладостный спазм меж бедер, который Джей сразу же попробовал подавить усилием воли, в чем отчасти преуспел. Во всяком случае, к тому времени, когда по дому прокатился звонок входной двери, под шортами уже почти ничего не было заметно.
Облегченно вздохнув, Джей направился в прихожую — меньше всего ему хотелось, чтобы Пенни догадалась о том, что, едва увидев ее по прошествии стольких лет, он первым делом испытал прилив возбуждения.
Джей не представлял себе, о чем будет говорить с Пенни, и лишь сейчас в его голове возник вопрос, что, собственно, привело ее сюда?
Уж точно не любовь!
Взявшись за дверную ручку, Джей секунду помедлил. Еще мгновение — и они с Пенни взглянут в глаза друг другу. Что из этого получится, можно только гадать. Встреча двух давних, расставшихся при непростых обстоятельствах любовников своей взрывоопасностью похожа на игру с огнем возле пороховой бочки. Малейшая неосторожность, и…
Джей распахнул дверь.
Их взгляды действительно встретились, в ту же секунду, как сами они оказались стоящими друг перед другом, лицом к лицу. Вернее, не совсем так, потому что Пенни все же была ниже ростом, но, фигурально выражаясь, они действительно сошлись как противники на поле брани.
Боже правый, вот чем все кончилось! — промелькнула в голове Джея тоскливая мысль. А как восхитительно все начиналось…
Говорят, когда человек умирает, перед ним в мгновение ока проносится его жизнь.
Перед внутренним взором Пенни промчалась история ее любви.
Разумеется, в данном случае о смерти речь не шла. К счастью! Однако ощущение, которое испытала Пенни, когда дверь виллы распахнулась и на пороге возник Джей, отчасти напоминало процесс умирания — так, как она это себе представляла.
У Пенни потемнело в глазах, во рту пересохло, в ушах возник какой-то странный шорох, и лишь позже, вспоминая пронзительный момент встречи, она сообразила, что эти звуки создавала забурлившая в жилах от волнения кровь.
А в ту минуту весь окружающий мир будто померк для Пенни. Зрительная способность сузилась до такой степени, что различим был лишь Джей.
Зато он словно сиял!
Сердце Пенни сладостно замерло. В мозгу завертелись обрывки мысли, так и не сложившиеся в единое целое: «снова рядом», «все прежнее», «словно и не разлучались», а также нечто странное, из области ассоциаций — «как аромат первоцвета».
Пенни даже и не пыталась разобраться в этой сумятице. Мысли вообще не имели для нее сейчас особого значения, потому что на первый план вышли ощущения. Причем такие, каких она не испытывала уже как минимум лет пять.
С тех самых пор, как покинула Сент-Дэвид.
Если бы ей не предложили тогда спеть в рок-опере престижную партию, кто знает, как сложилась бы ее дальнейшая жизнь. Разумеется, оставалось еще резкое неприятие их с Джеем отношений со стороны обеих матерей — Роны и Кейтлин, — но, может быть, в конце концов это удалось бы каким-то образом преодолеть?
Впрочем, может, и нет.
Что касается Роны, то тут, с точки зрения Пенни, все было просто: эта высокомерная дама, супруга известного художника — который тогда еще был жив, — даже мысли не допускала о том, чтобы ее сын связал судьбу с клубной певичкой, как она выражалась. Пенни прекрасно знала, как Рона называет ее.
Знала, но не особенно обижалась, потому что действительно зарабатывала на жизнь пением в ночных клубах Сент-Дэвида, Левенпорта и еще нескольких ближайших приморских городков.
Тем же в молодости занималась и ее мать, Кейтлин. Даже выйдя замуж за местного рыбака Джона Баделта, возглавлявшего небольшую рыболовецкую артель, Кейтлин еще некоторое время продолжала прежние занятия. Прекратила петь только года через три после рождения Пенни, и то ненадолго. Брак оказался непрочным, завершился разводом, так что Кейтлин вновь пришлось самой зарабатывать на существование для себя и Пенни. Недолго думая, она вернулась к тому делу, которое хорошо знала и умела.
Что касается Пенни, то она впервые вышла на сцену в семь лет. Спела вместе с Кейтлин широко известную песенку из репертуара Эллы Фитцджеральд — про желтую корзинку. Потом еще не раз выступала перед публикой, а к семнадцати годам уже делала это почти каждый вечер.
Кейтлин не особенно баловала дочь. У нее самой было непростое детство — достаточно сказать, что воспитывала ее тетка со стороны отца, — поэтому она с раннего детства приучала Пенни к мысли, что рассчитывать в жизни та должна в основном на себя. На свои силы, талант — в котором сомневаться не приходилось, — выносливость и терпение.
Настоящая работа началась для Пенни следующим образом. Она пришла к Кейтлин с просьбой купить ей приглянувшиеся туфли — с модным в ту пору квадратным носком. На это Кейтлин ответила примерно следующее: ты уже умеешь добывать деньги, отработай в клубе вечер и получишь необходимую сумму, если же денег окажется недостаточно, я добавлю.
Слова Кейтлин не только не обидели Пенни, но, наоборот, показались ей весьма резонными. Действительно, зачем о чем-то просить, если можешь обойтись без посторонней помощи? Договорившись о выступлении сразу в двух ночных клубах и отработав, Пенни получила гонорар в таком размере, что хватило не только на туфли, но и на пирожные — роскошные шоколадные эклеры, — которыми она на следующий день угостила мать, не забыв, впрочем, и себя.
— Вот это по-моему! — похвалила ее Кейтлин. — Молодец! Что ж, теперь я почти спокойна за тебя. В случае чего не пропадешь.