— Видишь ли, Глинтвейн, за то, что происходит в камере, я не отвечаю. Это дело администрации. Но думаю, тебе будет полезно разобраться с твоим бывшим дружком, в самом ли деле ты его заложил. Или это только слух, который, как ты говоришь, специально распустили мы.
— Господин комиссар, вы не сделаете этого. Это хуже, чем убийство.
— Еще как сделаю. Ты ведь ни в какую не хочешь мне помочь.
— Но… Но… — Глинтвейн замолчал.
— Что «но»?
— Но я в безвыходном положении, господин комиссар! — Глинтвейн крикнул это оскалясь. В том и другом случае вы подставляете меня под нож!
— Вот что. Глинтвейн, не паникуй. Никто тебя под нож не подставляет. Кроме, естественно, тебя самого. Вдумайся хорошенько, что будет, если ты сейчас, именно сейчас, именно первым, не объяснишь, кто и как уговорил тебя подменить эту коробочку. Вдумайся.
Глинтвейн молчал. Понаблюдав за ним, Марсель вздохнул:
— Малыш, неужели ты не понял, что, если ты сейчас о них не заявишь, они тебя кинут? Подставят ни за грош? Они же играючи спустят на тебя эту мокруху. Играючи. А сами уйдут в кусты. Ты понял меня, малыш?
Несколько секунд Глинтвейн изучал известную только ему одному точку в пространстве. Наконец сказал:
— Я должен подумать. Я ведь очень сильно рискую.
— Думай, кто тебе мешает.
— Я должен подумать один, без вас. В камере. И не в камере, в которую вы затолкали ублюдков Кабана, а в той, в которой я сидел до этого допроса.
Поразмыслив, Марсель согласился:
— Хорошо, малыш. Только не затягивай раздумья, ладно?
— Это уж как получится.
После того как Глинтвейна увели, Марсель направился в кафе, расположенное неподалеку от изолятора. Хорошо зная характер своего подопечного, он на всякий случай оставил дежурному номер телефона.
Он не ошибся, через час Глинтвейн пожелал встретиться с ним снова.
После того как Глинтвейна ввели в комнату для допросов, он долго сидел, рассматривая пол. Наконец сказал, не поднимая глаз:
— Ладно, черт с вами, пишите.
— Пишу. — Марсель сделал вид, что готовится записывать. Это был ничего не значащий жест, поскольку этот допрос, как и первый, с самого начала снимался скрытой видеокамерой.
— Это сделал ваш человек, — выдавил после долгого молчания Глинтвейн.
— Что значит «наш человек»?
— Это значит, что этот человек работает в полиции.
— Понятно. Как зовут этого человека?
— Этого человека зовут Эжен Ланглуа. Комиссар Эжен Ланглуа.
Через три дня стоящий на ночном столике в квартире заместителя министра внутренних дел Франции телефон издал легкое посвистывание. Заместитель министра уже ложился спать, но, автоматическим жестом протянув руку, взял трубку. Затем, сказав «Алло» и услышав приглушенное «Это вы?», тут же выругался про себя. Черт, подумал заместитель министра, ведь сам же себе дал сегодня зарок ни в коем случае не снимать телефонную трубку. Теперь же, когда его услышали, давать отбой уже поздно. Помедлив, он сказал сухо:
— Да, это я.
— Вы узнали, кто говорит?
— Узнал. — Еще бы не узнать голос Этьена Зиго, подумал заместитель министра. Этот голос невозможно спутать ни с каким другим.
— Вы знаете, что меня пришли арестовывать? — Зиго по-прежнему говорил сильно приглушенным голосом.
— Не знаю, но вполне могу это предположить.
— Можете предположить?
Заместитель министра не ответил, и Зиго добавил:
— Но послушайте, Ришар, эго же чудовищно. Неужели вы этого не понимаете? Прошу вас, заклинаю, умоляю: немедленно аннулируйте ордер на мой арест. Потом я объясню вам все, но сейчас аннулируйте ордер!
— Я не могу аннулировать ордер на ваш арест.
— Но почему? Вы же в конце концов заместитель министра…
— Дело не в этом, Этьен. Ордер на ваш арест выписал я. Лично я.
— Вы? — Несколько секунд Зиго молчал. — Значит, вы поверили показаниям этого комиссаришки? Как его там, Ланглуа?
— Дело не только в показаниях Ланглуа. Есть множество других доказательств, говорящих о вине, вашей и Сен-Клу.
— Сен-Клу? Вы хотите сказать, что Сен-Клу тоже… Тоже арестован?
— Не знаю, арестован ли он, но сегодня я подписал два ордера на арест: ваш и Сен-Клу.
— Но Ришар… Это значит, завтра разразится грандиозный скандал.
— Он уже разразился. Вы что, не читали вечерние газеты?
— Н-нет.
— Напрасно. Все первые полосы сегодняшних парижских газет посвящены вам и Сен-Клу. Все без исключения. Простите. Этьен, люди, которые пришли вас арестовывать, стоят рядом с вами?
— Нет… С ними пока разговаривает жена… Я заперся в своем кабинете… Я надеялся, вы аннулируете ордер на арест…