<p>
Под неусыпным контролем и многочисленными советами, тех кто помогал мне работать над проектом, я достиг многого, но к сожалению, не совершенства. Внимая советам и внося нечто неповторимо-незаметное, я ухитрялся обходить стороной бдительных контролеров. Создавал личное душевное пристанище.</p>
<p>
На разных этапах приходилось по разному относиться к "ие". Мне это нравилось или же я был просто влюблен, иногда ненавидел. Но всегда одинаково отдавал все что мог дать. Причины любви и ненависти были хорошо знакомы и известны. Любил за то, что все я сделал сам. Немногословно и мрачновато. Ненавидел... "Ие" нельзя было, по-настоящему ненавидеть, ведь он неодушевленным обьектом-предметом. Ненавидел я людей, которые контролировали меня и по-прежнему досаждали своими советами. Когда все только начиналось, я относился к их словам с изрядной долей уважения и благодарности. Принимал и внимал щедро выдаваемым мне наставлениям. Но изо дня в день мой личный опыт ширился и множился. "Ка", как творение, становилось только моим и ничьим больше. Обильные советы продолжались сыпаться со всех сторон и в итоге пришлось перестать их слушать. Любое предложение из вне воспринималось с долей агрессии и неприятия. Все бы ничего, да вот только, "ие" как объект мне не принадлежал. Он принадлежал им, советчикам, по праву собственности.</p>
<p>
Слыша рассказы полноправных хозяев проекта, тем, кто приходил посмотреть как идут дела, о том как они все это сделали и что намерены сделать. Я задыхался от приступов бешенства. И понятно почему, - ведь огромную долю всего я сделал сам, в одиночестве. Больно слышать, как другие хвалятся результатами чужих трудов, присваивая себе лавры творцов, а слушатели восхищаются и одобрительно поют хвалебные оды, пытаясь разгадать смысл тайных желаний.</p>
<p>
Вот она суть зеркала жизни, отразившее одну из моих ипостасей, в точности, да наоборот.</p>
<p>
Наступил день, когда работа над "ие" была завершена. С головой окунувшись в это совершенно новое, до боли родное и знакомое. Пахнущее моей кровью, потом и слезами. Близкое в каждой мелочи и детали. Восторженная душа не удержалась и разделившись надвое поселилось здесь вдохнув в бездушное творение жизнь. Подвластную лишь мне и не приемлющую чужаков.</p>
<p>
Но радость и ликование по случаю победы, как правило, длятся недолго. Все это было омрачено настойчивыми советами-приказами о том, что все неправильно и необходимо все изменить, подвергнув тщательной переработке. Это мне не понравилось и сохраняя ледяное спокойствие, тихим, усталым голосом я сказал:</p>
<p>
- Я знаю! Все это не имеет ко мне никакого отношения, но "ка" я сделал для себя, таким, каким хотел бы его видеть и поэтому, если кто-то хочет перемен, то пускай их устраивает! Мои руки ничего здесь менять не будут, а глаза не желают видеть изменений! Я к проекту больше не имею никакого отношения!</p>
<p>
Такими были мои последние слова. Я ушел, не сожалея ни о чем и не жалея никого. Ушел в никуда.</p>
<p>
Мой путь был долгим, в целую, лишенную половины души жизнь. Когда становилось совсем плохо, я вспоминал "ка" и становилось безудержно грустно и тоскливо, но светлый луч заполнял теплом пустую половинку.</p>
<p>
Очередная смерть подкралась тихо и коварно. Она разверзла подо мною зыбкую почву трясины, навсегда укрыв тело из плоти и крови, зеленым покрывалом ряски и клочьев тины.</p>
<p>
Часть меня, оставшаяся в "ка" медленно умирала, так и не дождавшись обратно своей второй половины, забирая с собой души тех, кто пытался владеть так и не завершенным до конца проектом. Он приобрел дурную славу и его уничтожили, но все же "ие" на миг пережил своего создателя.</p>
<p>
</p>
<p>
</p>
<p>
Смерть номер 8</p>
<p>
</p>
<p>
Я всегда чувствовал себя пришельцем из иных миров. Немного понимая окружающих меня людей, совершенно не ждал взаимопонимания с их стороны. Не объяснял причин своих поступков и поэтому с окружающими часто возникала череда конфликтного недопонимания. Они не понимали меня и мои поступки. Немного странный, даже для самого себя, слегка отрешенный и постоянно множественно обращенный во внутрь собственной сущности.</p>
<p>
* * *</p>
<p>
Мягкий комбинезон серебристого цвета, едва слышно хрустит металлом при каждом движении. Непонятного фасона обувь, из того же материала. Все это, несмотря на обманчивую металлизированность великолепно согревало в любой холод и навевало мотивы далекого будущего. А, так хотелось вернуться обратно! Левая рука бережно поддерживала свою поломанную правую пару, оберегая от потрясений и стараясь облегчить её боль.</p>
<p>
Шаг назад и я оказываюсь среди ревущей толпы беснующейся у сцены, которая извергает киловатты звука. Облако различных запахов крепко обнимает мое обоняние. Сливается и разделяется на множественные элементы: пот, табак, алкоголь, что-то неуловимое и сладко-непонятное. Покалеченная рука в такт музыкальным ритмам, заставляет скрипеть зубы, сжатые для борьбы с болью.</p>
<p>
Круглый микрофон, в руках человека на сцене, старается без искажений передать каждое слово, донести до безумствующего слушателя смысл. Нервная дрожь всеобщей атмосферы заставляет мыслить иными вершинами, но для меня это слишком. Мне нужна квалифицированная медицинская помощь. Здесь этого нет.</p>
<p>
Шаг вперед. Все тот же серебристый комбинезон без единого кармана, сломанная рука и жуткий никотиновый голод. Кажется, что стоит закурить и все пройдет, даже срастутся кости, даря старую радость движения и физических нагрузок.</p>
<p>
Мрачные, бесконечно длинные коридоры огромного здания ведут в никуда. Нос еще слышит запах толпы, но тот постепенно вытесняется новыми флюидами. Теплый, немного влажный воздух неподвижен, но под теплым комбинезоном кожу сковывает морозный озноб, заставляющий леденеть все внутренние органы и замирать солнце в нехороших предчувствиях.</p>