Ах, Колин, Колин!
Настоящий друг!
* * *
Нюта совсем по-детски расхныкалась.
- Аслан, отпусти меня домой!
Но Аслан не отпустил. Он был страшным человеком. Единственной святыней, ради которой он подминал все и всех, была борьба. Борьба его народа с неверными. И ради этой борьбы он был готов танком проехаться и по своему другу Юсу фу, и по его отцу - уважаемому министру республики Татарстан, и по гэбэшнику Асурову... и по ней, по Нюточкиной судьбе. Причем для Аслана в его борьбе не было места таким понятиям, как дружба, верность и любовь. И тем более - не было места для жалости и сострадания. Так что зря Нюта нюни распустила.
- Отпусти меня, Аслан, домой, к маме!
- Сперва отработай, а потом отпущу, - ответил Аслан.
С обреченностью мухи, напрасно бьющейся в паутине паука-крестовика, Нюта, понимала, что от такого человека - легко не соскочишь.
Схема у Аслана была довольно-таки простой.
Сделать все то же самое, что сперва задумал гэбэшник Асуров, только денег срубить с папаши-министра побольше и вместо себя подставить под удар глупца Асурова... И ее - Нюточку...
Мамедовы обязаны дать денег, на борьбу. А если они не хотят дать денег добром, то придется взять деньги силой.
Юсуф - безвольный, морально разложившийся сибарит и эпикуреец, его не жалко! И если его папаша, присосавшийся к нефтяной трубе, если не дает денег на борьбу чеченского народа его тоже не жалко!
Эти хоть мусульмане! А Асуров и американская девка - вообще грязь!
- Отработаешь, тогда отпущу. Не строй из себя целку...
Теперь Нюта понимала, что влипла по самые уши.
Главное, чтобы Аслан не узнал про маму-Таню, про премию "Оскар", иначе он и на нее наедет с шантажом. Шутка ли? Дочка американской кинозвезды-миллионерши у него в руках!
Татьяна Ларина - Павел Розен
После того неудачного конного похода на Форт-Люси, в результате которого казнили ни в чем не виновного человека, Павел как-то отошел от Клэр.
Нет, он не выказал ей какого-либо недоверия или подозрения в том, что она как-то связана с администрацией, во что и сам он не верил, но... После казни программиста Роберта Костаниди, растерзанного акулами в администраторском океанариуме, Павлу не хотелось встречаться с Клэр.
Четыре недели Павел не звонил ей, при встречах в лабораторных корпусах только сухо здоровался и даже расписание утренних своих пробежек сбил так, чтобы не пересекаться....
А Клэр звонила. Пыталась завязать разговор... Но душевным, как прежде, разговор не получался. Павел отвечал на вопросы вежливо, но сухо, формально, без эмоций. Разговаривал со своей Клэр, которую еще месяц назад любил и ласкал, как с товарищем по работе... Не более того. И она, понимая, что настойчивостью своей может только навредить, не стала донимать его своими звонками, лишь изредка справляясь о здоровье.
После смерти Костаниди, которая с такой ужасающей реальностью свершилась у него на глазах, Павел испытал приступ религиозности.
Он никогда не был христианином. Наоборот, в институте, а потом в геологических экспедициях, поднимаясь по ступеням советской карьеры, Павел был примерным марксистом-ленинцем. Он посещал партийные собрания и верил в победу коммунизма. И места для Бога в его вере не было.
Потому как по природе своей Павел был однолюбом. И одновером.
Но некоторым людям достается прожить не одну жизнь.
И в его длинной-предлинной жизни, которой достало бы на троих ординарных обывателей, полюса в магнитике души могли и поменяться, как меняются они даже у старушки-Земли раз в миллион лет, северный на южный, южный на северный.
В местную Ред-Роковскую церковь, более напоминающую железобетонный ангар с приляпанным к нему шпилем, Павел ходить не стал. Фазер Маккензи, прям как специально взятый из битловской песни про Эленор Ригби, не внушал Павлу никакого доверия. Глядя на фазера, похожего на охранника из нацистского концлагеря, Павел вздыхал, сетуя на то, что негодяи из американского агитпропа еще имели наглость что-то клепать на православную церковь, она, мол, в годы Хрущева и Брежнева сотрудничала с КГБ.
А этому фазеру Маккензи исповедуешься, думал Павел, и через час докладная записка уже на столе у главного администратора лежит!
Из какого-то иллюстрированного журнала, поместившего статью о выставке русской иконописи, Павел вырезал Николу-Чудотворца и Иверскую Богородицу. Вырезал, наклеил на кусочки плотного картона и повесил на стену в изголовье. Повесил и глядел на них долгими вечерами.
Глядел... потому что не умел молиться. Однако одну молитву он твердил. Каждый вечер.
- Боже, если ты еще не забыл про меня, и если моя судьба еще не безразлична тебе, сделай так, чтобы Татьяна вернулась ко мне. Татьяна и дети. И чтобы мы снова были вместе.
Павел хотел кое-что добавить, но его религиозного самосознания хватало, чтобы понять: с Богом нельзя заключать бартерных сделок. И он не добавлял к своей молитве никаких "если"...
* * *
Отправляясь в Даллас, Татьяна испытывала глубокое беспокойство. С Лизой решила даже и не советоваться... Нет, на первое свидание после столь долгой разлуки она детей не потащит!
И хоть сердце подсказывало - не виновен, не виновен, не виновен, но до личной встречи, до того, покуда она сама не увидит его лица, его глаз, мальчишек на свидание с отцом она не повезет! Не надо им такой встряски. Ни к чему детям лишние стрессы! Пока...
Верный Факноумо дал ценные советы - как избежать пронырливых папарацци. Бремя славы, бремя известности калифорнийской серфинговой волной уже накрывало ее - нынешнюю "оскарову" номинантку. И инкогнито полететь из Лос-Анджелеса в Даллас было нелегкой задачей. Фильм про красных рыцарей Андреевского флага уже шел в прокате и бил все рекорды посещаемости.
Пришлось сильно поколдовать с внешностью - парик, черные очки, косметика... Таня усмехнулась, припоминая "Ленина в Октябре", с комичным флюсом... Может и ей флюс приделать? Но нет, женщина, особенно красивая, даже из боязни быть узнанной, никогда не позволит себе стать девкой-чернавкой, девкой-замарашкой...
До Далласа долетела без особых хлопот, воспользовавшись услугами двух опытных бодигардов, что выделил ей Колин... Они профессионально отсекли от Татьяны журналюг, что всегда пасутся в аэропорту Лос-Анджелеса возле стоек с регистрацией. Эл-Эй такой город, что тут плюнь в любого - и в знаменитость попадешь!