Роберт-Роберт ухмыльнулся, похлопал Никиту по плечу и сказал, присаживаясь на краешек кровати: — Скоро вам станет совсем хорошо и никакие проблемы не будут вас мучить, а пока… а пока давайте поговорим о вашем блестящем будущем, и, покуда не пришел мистер Дервиш… Джон Дервиш — не забыли? пока он не подошел, я вам кое-что постараюсь объяснить.
Никите, и правда, стало очень покойно на душе. И никуда не хотелось ехать. Никуда не хотелось идти.
— Это очень хорошо, что вы стали интересоваться своей родословной, господин Захаржевский, — начал свой спич мистер Роберт-Роберт.
Никита чувствовал себя чертовски уютно и комфортно. И даже слюни во рту, которые все время приходилось сглатывать, не беспокоили. Ему хотелось свернуться калачиком и лежать… лежать, покуда Роберт-Роберт рассказывает ему свои сказки…
— Но нас, мистер Захаржевский, но нас заинтересовали не ваши, безусловно, замечательные предки, а ваши ныне живущие и здравствующие родственники, — говорил Роберт-Роберт. И слова его доносились как-то глухо-глухо, как если бы у Никиты заложило в ушах.
— Нас с мистером Дервишем, а вот, кстати, и он, нас с мистером Дервишем, интересует ваша сестра… Родная сестра Татьяна Всеволодовна Захаржевская….
— Там она где-то… там она где-то… летает… — вспомнил Никита слова матери. — “Найди ее там, Никита, плохая она дочь, грех ей будет”, — звучало у него в ушах поверх “бу-бу-бу”, что мерно бухтел мистер Роберт-Роберт.
Дервиш подошел к изголовью, достал из кармана халата маленький блестящий фонарик и, оттянув Никите веко, посветил ему прямо в зрачок…
— У нас две недели для того, чтобы подготовить его, — сказал Дервиш.
— Две недели будет достаточно, — ответил Роберт-Роберт.
А Никите уже было совсем все равно.
Он представлял себе, как, размахивая руками, он летает вместе с Танькой по двору их дома на Петроградской стороне.
А мать грозила им пальцем из окна.
А они с Танькой поднимались все выше и выше… В питерское серое небо.
— Как же мы проморгали возможность такого варианта? — спросил Чивер своего первого помощника. — И почему вообще мы так поздно спохватились с проверкой генезиса этой Морвен?
Дервиш и Чивер сидели в маленькой ситтинг-рум оперативной явочной квартиры ФБР, принадлежавшей Девятому отделу.
Здесь можно было говорить не опасаясь.
Дервиш обычно таскал сюда девок.
И Чивер знал эту слабость своего помощника. Но кто не без греха? Кто осмелится первым бросить камень?
— Как же мы проморгали?
— Нет, шеф, мы не проморгали, — возразил Дервиш, — просто этой линией занимался бесследно пропавший ныне Дубойс, а он вовремя не доложил о раскопанной им золотой жиле!
— Да уж! — проворчал Чивер. — Знай эти ребята — Петти с Макмилланом, — что леди Морвен — это русская проститутка Таня Дарлинг, да еще и с хвостом русских родственников, так не стали бы они городить весь свой огород с Цоресом и регентством-патронажем…
— Точно, нет человека и нет проблемы, — кивнул Дервиш, — леди Таню Морвен — Дарлинг — кхр!.. — Дервиш выразительно провел ребром ладони по горлу, — и этот ее братец станет полноправным наследником всего достояния и состояния вместе с административным ресурсом управления….
— Не торопись, Дервиш, ой, не торопись, здесь нужно все тонко-тонко сыграть, — со вздохом выговорил Чивер. — Петти с Макмилланом совсем не дураки, и у них тоже найдутся свои контрходы.
— Но перспектива, но перспектива, шеф! — улыбаясь говорил Дервиш. — Мы можем с вами на полных и равных правах с Макмилланом и Петти войти в игру, и все через этого Никиту!
— Да, они хотели регентствовать, а регентствовать будем мы…
— Это гениально, шеф, история двадцатого века еще не знала таких скачков, чтобы из обычных, простых госслужащих прыгнуть в первую десятку самых влиятельных людей в мире, вы и я…
— Но смотри у меня, чтоб без фокусов, — пригрозил Чивер.
— Это вы лишнее, босс, мы же с вами не первый год в системе и знаем цену такому слову, как доверие!
— Правильно, когда идешь к другу, держи руку с кольтом в кармане… — сказал Чивер, широко улыбаясь, — а теперь… а теперь Дервиш, покуда братец сидит в замке Мак-Рэшли и за ним присматривает Роберт, вам необходимо заняться подготовкой авиакатастрофы, в которой погибнет наша леди…
— Эта катастрофа случится при любой погоде, шеф, — сказал Дервиш, поднимаясь…
— Партнер, партнер, а не шеф, — поправил Дервиша Чивер.
— О-кей, партнер, — кивнул Дервиш и направился к выходу.
Татьяна Ларина-Розен
Лос-Анджелес. Калифорния
1997
Деньги к деньгам.
Так в семье Приблудовых говорили, кажется?
Татьяна уже потеряла им счет, как они вдруг хлынули к ней потоком неуемной стихии, когда где-то там, в небесном финансовом управлении, вдруг забыли закрыть тот кран, что с бирочкой “Таня Ларина”.
Теперь все самые дорогие торговые марки парфюма, дамских аксессуаров, белья и верхней одежды выстроились в длинную очередь и просто униженно умоляли ее — суперновую звезду Голливуда — сняться в рекламном клипе для “Коко Шанель” или на разворот в журнал “Космополитэн”, что бы продвинуть новую, “дамскую” модель “рено”…
На Таню был повышенный спрос, и умненький Факноумо, который отныне занимался не только ее пиаром, но и выполнял обязанности рекламного менеджера, объяснил, что молоденьких топ-моделей для рекламы в Голливуде хоть отбавляй, но торговля женскими товарами не может ориентироваться только на девчонок… Поэтому модели “за сорок” в деле дамского рынка “консьюмер-гудз” — особенно в высокой цене. Вот Татьяна и оказалась теперь такой сладкой для всех торговых марок, что продают часы и драгоценности, автомобили и бытовую технику, косметику и белье для богатых дам…
Первыми в атаку ринулись косметические монстры. Звонки из “Ledurall”, “Loremal” и “Langnom” последовали один за другим. Предложения были заманчивы: в одном случае обещали двести тысяч “зеленых” за рекламу шампуня. В другом — полторы сотни за то, что она перед камерой намажет лицо суперэффективным кремом от морщин. Плюс доплата борзыми щенками — то есть возможность получить бесплатно неограниченное количество этой самой супермазилки. Третья фирма предлагала прорекламировать целую серию косметических средств для тех, кому за тридцать. И, соответственно, сняться сразу в трех видеороликах. Для начала. А там поглядим. За каждый платили по сотне, что в сумме означало три.
— Фто шкажешь? — прошепелявил Факноумо, изложив Татьяне основные пункты предлагаемых контрактов.
— На первый взгляд самая заманчивая версия — это шампунь. И платят больше, и акцент на возрасте не делают, — как и всякой женщине, Татьяне претила перспектива во всеуслышанье рассказывать о возрастных изменениях своей кожи.
— Фря ты так думаешь. Фампунь, мевту прочим, от фыпатения фолос.
— Что же ты сразу-то не сказал! Изображать из себя лысеющую старуху — ну уж нет, ни за какие коврижки! — Татьяна даже разозлилась на своего недотепу-менеджера.
— Ну давай, выкладывай, какие еще подробности ты от меня утаил? Только не говори, что серия косметических средств предназначена для борьбы с целлюлитом и мне предлагают собрать под свой флаг всех пожилых и не в меру упитанных дам, считающих, что чудо-крем поможет им избавиться от съеденного накануне тортика.
— Нет, ш кремами фсе ф похятке. Только пватят маво. И фообще мне кашется, — Факноумо сделал задумчивую мину и выдержал паузу. Эта его привычка придавать вес своим словам путем предварительного минутного молчания и блуждания вокруг да около действовала на Татьяну, как красная тряпка на быка.
— Ну говори, не томи душу! Что за манера затыкаться на полуслове!
Однако Факноумо еще немного помолчал. И лишь тогда, когда Татьяна уже готова была окончательно взорваться, закончил, наконец, начатую фразу:
— Нам вучше схазу не согвашаться. Я увехен, фто это товко начаво. И будут гохазто бовее фыгодные фахианты. А есви этим ты нуфна, они пофысят стафки, как мивенькие.