Поначалу каждый шаг отдавался у нее в висках, сердце колотилось как ошалелое. “Я сейчас упаду, сейчас ноги откажут мне служить, и я упаду”, — стучало в мозгу. Но Татьяна не упала. Поддерживаемая под локоть Фитцсиммонсом она величественно проплывала мимо нацеленных на нее камер, приветливо улыбаясь истошно кричащим поклонникам. Когда глаза немного привыкли к ослепляющим фотовспышкам, она смогла разглядеть впереди идущую пару. Таню интересовала женщина. “Не она!” — и как будто гора свалилась с Таниных плеч. На женщине было фиолетовое платье с закрытой спиной. “Какая глупость, испугалась какого-то сна. Ведь Колин же сказал, что перед нами — Анетта Барклоу и Бен Логгарт, а на мероприятиях такого уровня в последний момент перестановок не делают”. И уже гораздо спокойнее, уверенным шагом Таня прошла остаток пути.
— Молодец, — похвалил ее Колин, — первое испытание ты выдержала с честью.
— А что, предстоит второе? — Тане снова показалось, что Колин не договаривает.
— Все может быть. Прояви немного терпения. Ждать осталось недолго.
Их места были в шестом ряду, рядом с центральным проходом.
— Удобно будет выходить на сцену, когда вызовут за “Оскаром”, — наклонившись, шепнул ей на ухо Колин.
— Ю киддин, — ты шутишь, — с улыбкой отмахнулась от него Татьяна.
Впрочем, снимать с лица улыбку здесь было нельзя.
Таков был закон Голливуда.
Актер или актриса, если они звезды, должны все время испускать лучи…
“Здесь собрались самые красивые улыбки планеты”, — подумала Татьяна, ловя себя на том, что щеки и губы ее уже затекают от напряжения.
— Леди и джентльмены, медам и месье!
На сцене слева и справа из-за кулис появились две парочки.
В первой Таня признала лауреатов “Оскара” за лучшие мужскою и женскую роли прошлого года — Милу Йолович и Генри Скайдэггера.
А вторые ведущие…
Ой, Татьяна их знала только по учебникам истории Голливуда — Питер Болдуин, да ему уже семьдесят, наверное, и Сара Штакеншнайдер, старая вечно молодящаяся карга, которая перебывала замужем за всеми “оскароносными” режиссерами и актерами со времен Пирл-Харбора и Великой американской депрессии.
— Леди и джентльмены, медам и месье! Мы открываем очередной вечер, посвященный церемонии присуждения премий Американской киноакадемии, этот главный ежегодный праздник Голливуда, штата Калифорния и всей Америки!
Зал разразился аплодисментами…
И Таня вдруг поймала себя на том, что с пионерской искренностью в безумном порыве хлопает в ладоши и тоже кричит что то вроде индейского “у-у-у-у!”…
“Психоз! Настоящий массовый психоз”, — подумала Таня, не забывая при этом об улыбке.
Их снимали со всех точек огромного зала.
Права на прямую трансляцию церемонии куплены ста шестьюдесятью самыми крупными телевизионными компаниями мира.
Во всех странах кроме Ирана, Ливии и Северной Кореи люди смотрят сейчас, как она — Таня Ларина-Розен — сидит по левую руку от легендарного кинорежиссера и актера Колина Фитцсиммонса…
И даже в бывшем СССР по каналу ОРТ и каналу НТВ Плюс люди сейчас смотрят на нее и, может, даже узнают: глядите, да это же наша Танюша из строительного управления, из нашей общаги стройтреста номер пять!
Слезы катились из Таниных глаз.
И это были слезы неподдельного счастья.
Она уже не спрашивала Колина, она или Лиза Стоунло получат “Оскара” в номинации за женскую роль… Пускай он не говорит, она-то сама точно теперь знает, что именно ей — Тане — дадут главный приз киноакадемии! Потому что Таня вдруг почувствовала себя маленькой девочкой, такой маленькой, когда дети бесконечно верят в высшую справедливость, которая заключается в том, что обязательно придет мама и что ничего плохого — ни с мамой, ни с ней — маленькой девочкой — случиться не может!
Татьяна словно впала в какой-то транс.
На подиум вызывались номинанты… От убывающей крещендо нарастало к апофеозу…
Сперва за анимацию…
Потом за роли второго плана…
Потом за лучшую музыку…
Потом за лучшие спецэффекты… Ба-бах! За лучшие спецэффекты дали их фильму!
Выходил получать “Оскара” их оператор Майк.
Такой смешной в смокинге!
Говорил заикаясь.
Благодарил всю команду, благодарил Колина и… И отдельно поблагодарил русского друга — Леонида Рафаловича…
Таня пискнула и закричала “Браво!”…
Это успех!
Их фильм получил “Оскара”!
Это больше, чем удача!
Она скосила глаза на Колина… Тот хлопал, улыбаясь уголками губ.
— Дамы и господа, — картинно подбоченясь, наверняка зная цену своим голосу и улыбке, начал Питер Болдуин, — в номинации на лучшую женскую роль представляются….
Когда на экране показывали фрагмент из “Красных рыцарей Андреевского флага”, тот фрагмент, где ее героине, Наташе Кутузовой, сообщают, что ее муж — капитан второго ранга Кутузов погиб, спасая корабль и товарищей, Татьяна вдруг разрыдалась.
Она с совершеннейшей отчетливостью поняла, что это ее сейчас вызовут на подиум. Ее!
И когда Питер раскрывал конверт и разворачивал бумажку с именем, она уже все знала…
Татьяна не помнила, как выходила.
В ушах звенел голос Питера Болдуина:
— Леди и джентльмены, Татьяна Розен! Приветствуем нового лауреата!
— С Богом! — Колин тихонько пожал ей руку, как бы напоминая: я с тобой, вся наша съемочная группа с тобой, мы все безумно за тебя рады.
Таня потом не могла вспомнить, как она встала с кресла, как под гром рукоплесканий выходила на сцену. Казалось, ноги несли ее сами, не согласуясь с ее осознанной волей. Все происходящее казалось каким-то нереальным. Даже тот сон, который она видела этой ночью, был наполнен большим ощущением реальности, чем то, что происходило с ней в этот момент.
Фейерверк фотовспышек, рев аплодисментов. Она уже на сцене, в самом центре событий, в центре вселенной. А дома сейчас плачут у телевизора ее сыновья и сестренка Лизка. И где-то в далекой России друзья-приятели ее юности, забросив все свои дела, в изумлении таращатся на голубой экран телевизора. И где-то совсем далеко, в другом мире, расстояние до которого измеряется не километрами, а чем-то иным, куда более весомым, в этом другом мире Паша… Видит ли он ее сейчас? Интересно, в тюрьме есть телевизор? Хотя бы радио? Знает ли ее ослик-Пашка, что она в этот миг переживает? Как ей хотелось верить, что он в эту минуту с ней, мыслями и душой — с ней. Стоит рядом на этой сцене и еле переводит дух, прижатый лавиной нахлынувших чувств и эмоций.
Таня на секунду закрыла лицо ладонями. И только тут поняла, что плачет: щеки были мокрыми от слез. Хорошо, что предусмотрительный визажист накрасил ее суперводостойкой косметикой. Как нелепо смотрелась бы она с “Оскаром” в руках и пятнами размазанной туши под глазами! Но Джо Пэйнтер не зря считается лучшим гримером Голливуда. В таком деле, как вручение “Оскара”, он, что называется, собаку съел. Уже больше 20 лет именно Джо, только Джо и никому другому доверяют свое лицо главные претендентки на высшую награду.
Время вдруг замедлило ход. Каждая секунда казалась Тане почти вечностью. И она думала, что стоит вот так, спрятав лицо в ладонях, уже неприлично долго. И никак не могла решиться убрать руки и взглянуть на окружающий мир. Было страшно: вдруг чудесное видение растает, рассыплется в пух и прах. Вдруг она сейчас проснется и поймет, что ничего подобного с ней никогда не происходило и не может произойти. Эти бесконечно долгие, как чудилось Тане, терзания на самом деле длились всего несколько мгновений. Она отняла руки от лица. Да, это была реальность! Она, Таня Розен, Танька Ларина, стоит на сцене перед сотнями фото — и телекамер, и ей рукоплещут лучшие актеры мира. И ее вчерашние недосягаемые киногерои кричат Татьяне “браво”. И актрисы, которые еще недавно были для нее воплощением предельного счастья и успеха, который может только выпасть на долю талантливой женщины, в душе кусают локти от зависти. Зависти к ней, Таньке Лариной!