В свое время леди Морвен была представлена принцессе Диане, и она испытывала к ее королевскому высочеству самые искренние чувства глубокой симпатии..
Но, тем не менее, читая в утренних газетах броские заголовки о вчерашней трагедии в тоннеле на набережной Сены, Татьяна вдруг горько усмехнулась, припомнив забавное место из обожаемых в студенческие годы Стругацких: “Бросили супостаты в рыбку золотую бомбу глубинную, а случился рядом корабль подводный — так и тоже затонул”…
Но, тем не менее, двойник уже был выпущен на волю. Дело было сделано. Вернее сказать — было сделано только полдела. И основное действие драмы было еще впереди.
Но лиха беда — начало!
Иван Ларин
С.-Петербург. Россия
1997
Да, несчастье пришло нежданно-негаданно. Ушла от него Алиска…
Как там у Высоцкого было в песне? “Весь год жила-была и вдруг взяла — собралась и ушла. И вот. Такие грустные дела у меня”…
Грустные дела… Как же — грустные! Ужасно несносные теперь у него были дела!
И самое главное Иван не мог работать. Он срывал все сроки. И сроки издательству, и сроки киностудии.
Лева Брюшной уже присылал ребят — бить Ване морду. Но это не подействовало. Пара хорошеньких пощечин да угрозы замолотить его насмерть бейсбольными битами, если к следующему сроку сценарий и рукопись не сдаст не оказали должного действия.
Ваня запил. Запил, как в старые добрые времена.
И если садился теперь к компьютеру, то только для того, чтобы писать стихи или страстно-изнаночно-откровенные эссе… О том, как ему плохо.
Когда Алиска уже “оттуда” и-мэйлом уведомила его о своем намерении остаться на Западе, Иван с корешком-собутыльником забился на то, что если и нашла она там себе кого, то непременно алжирского араба или негра из Французского Кот д’Ивуара… И точно! Именно такого она там и нашла, как потом выяснилось. За бразильца она вышла, проживающего в Лиссабоне.
Эх, видал их Ванька в достатке, когда после первого гонорара за “Золото бандитских цепей” две недели отдыхал на самой западной оконечности Европы в городке с автогоночным названьем — Эшторил. Все они, эти бразильяно-португальцы, казались ему маленького росточка, черненькие, вороватые, вроде наших “лиц кавказской национальности”, что трутся возле Мальцевского рынка…
И Алиска написала ему: “Знаешь, я поняла, что португальцы очень похожи на нас…”
“Не знаю, — подумал про себя Иван, — может, и похожи, когда гадят… Впрочем, ей виднее, она за этим Пуэбло Мария Жу-Жу уже полгода как унитаз драила… Он, кстати, бухгалтером оказался. У него в Лиссабоне аудиторская компания”. Эх! «Бух-гал-тер, милый мой, бухгалтер! Вот он какой — совсем простой…» И хобяк он у нее имеет положительный — программы для компьютера пишет… то-то у них, надо полагать веселье дома! Писать программы в виде домашнего увлечения — это что-то по типу того, как раньше положительные во всех отношениях мужья лобзиком выпиливали или по фанерке выжиганием занимались… Класс! Луис Альберто из сериала! И маму его Чоле, наверное, зовут”.
Гуляя по Авенидо де Либердад в ихнем Лиссабоне, про который еще приснопамятный генерал Чернота у Булгакова говорил: “Не был я в Лиссабоне, но полагаю — скучнейшая дыра!” — так вот, гуляя там, обратил Ваня внимание, что все португальцы невысоки, сто семьдесят — это у них самый рослый, и все поголовно в клетчатых пиджаках.
У Ваньки тоже завалялся в шкафу клетчатый пиджак — он его года три как не носил. И Ванька подумал: “Надо его послать Хосе Жу-Жу — пускай носит в свою бухгалтерию… Правда, пинжак ему будет велик”.
От великого до смешного один шаг. Только великий живет в Питере, а смешной — в Лиссабоне.
Но живет с его Алиской! Вот беда!
Алиска была его Лолитой.
Он помнил, как она рассказывала, что, когда ей было двенадцать, она занималась сексом со своим отчимом. Причем без особого принуждения с его стороны. Как бы сама его соблазнила, соперничая с “маман”. Именно “маман” — так они ее все называли: и младший сводный братец Алиски Петруша, и сеструха Варвара… Маман — это вообще была отдельная история. А что касается романа с отчимом Николаем Германовичем, то Ванька полагал, это был тот редкий случай, когда Алиска рассказала о себе чистую правду.
Вообще, Алиска от природы была неплохой актрисой. И вот с набоковским сюжетом, надетым на ее биографию, у нее тоже получилось неплохо. Про секс с “папой” она рассказывала достаточно много. Как приходила к нему ночами в кабинет, когда тот работал над своей кандидатской, и часами ласкала его лысого молодца, что в трусах…
То-то он кандидатской не написал!
Встав утром в полпервого пополудни, похмелившись заблаговременно запасенной бутылкой пива, Ванька шел в магазин, затаривался… Потом выпивал полбутылки водки и садился к компьютеру.
Писать стихи…
Он перечитывал из того, что было написано ранее. К примеру, на Алискино двадцатипятилетие…
Друг Харитонов был Ваньке кем-то заместо отца. При том, что природный Ванькин отец ничему реально нужному в жизни его не учил, роль старшего наставника была определена Харитонову самим Провидением.
Именно Харитонов еще на втором курсе универа сформулировал мысль о поколении фарцовщиков и потребителей благ. Об отъезжающих Харитонов сказал: большинство едет не приумножать их цивилизацию, но пользоваться ее плодами. Исключение составляют единицы — вроде жены Синявского… А шлюхи — даже в статусе жен, что их “б” сущности качественно не меняет — цинично уезжают только потреблять.
Алиска именно такая! А он-то ей писал…
Да… Ванька выпивал еще полбутылки, валился навзничь на диван и думал…
Есть грубая русская поговорка, очень популярная — все слои населения, независимо от географии и образования, решительно употребляют ее в прямой речи, настолько аксиоматично правильной полагают ее смысл: “Не е… где живешь, и не живи, где е…шь!”
Был у Ваньки в застойные брежневские времена корешок один — Коля. Тоже в университете учился, между прочим… Сам родом с Украины. Гарный хлопец. Высокий, поджарый. С характерным для хохлов острым кадыком на длинной шее и опять же — носом. Притащился он в Питер аж из Ульяновска, где работал на железной дороге диспетчером…
Жил он не в общежитии, а снимал комнату в коммуналке. На Обводном канале.
Соседями у него, кроме прочих, были… Ванька тут даже подивился своей памяти, соседями Коляна были некие Мясоедовы. Вова, лет тридцати, оправдывающий свое фамильное прозвище рыхлый гигант, и его миленькая тоненькая жена с роскошным бюстом и почти белыми волосами. Ей бы в Голливуде сниматься, а она на “железке” диспетчером работала. Кстати, на дороге рабочий график был всегда “двенадцать в день через сутки и двенадцать в ночь — через двое”. То есть — скользящее расписание, позволявшее супругам Мясоедовым каждую вторую ночь добросовестно оставлять друг дружку в одинокой постели.