— Дак, разве то моя вина? Поди поймай его! Коли он…
— Хватит. Я не хочу ворошить прошлое. Что было — то было! Ныне о будущем думать надобно. Заявится сюда чиновник именем Иван Тарле. Запомнил?
— Да. И далее что?
— Ты именем Тишки назваться должен.
— Всего-то?
— Скажешь, что ты есть беглый холоп князя Кантемира Тишка.
— И сколь заплатишь за сие?
— Скажешь чиновнику то, что я тебе велю, и получишь сто рублей серебром.
— Сколь? — худой подумал, что ослышался.
— Сто рублей!
— Скажу все, что велишь…
Коллежский асессор Иван Карлович Тарле получил от надворного советника Волкова задание, поболее разузнать все про холопа умершего Тишку.
Тарле справился, в каких питейных домах бывал сей холоп. И, оказалось, был среди них дом, в котором Тарле имел знакомцев. От одного целовальника[16], Иван Карлович получал надобные ему сведения за небольшое вознаграждение и за защиту от посягательств на его заведение полицейских чинов.
Тарле зашел в трактир под видом случайного посетителя и целовальник сразу же подошел к нему. Это был большого роста детина с широченными плечами, пудовыми кулаками, и плоским лицом, до самых глаз заросшим густой черной бородой.
— Чего изволите, барин? — спросил он, уперев свой кулак в столешницу. — Есть уха боярская с шафраном, есть куры…
— Про человечка одного мне надобно кое-что узнать.
— Кто таков? Коли бывает здесь, то скажу все, чего знаю про него.
— Сие некий Тишка. Холоп барина Кантемира.
— Тот Тишка, что в бегах?
— Ты про что? В каких бегах? Помер Тишка-то!
— Помер?
— Помер. Но мне знать надобно с кем бывал он здесь.
— Дак он здесь сидит, барин.
— Здесь? — удивился чиновник сыскного ведомства.
— Вот тот долговязый парень. Вишь в дальнем углу?
— Тот?
— Он самый, барин. Тишка из дома Кантемиров! Ух и рожа богопротивная. Настоящий разбойник. И пьет в последнее время много. Ранее за ним сего не водилось. Местные питухи[17] бают сбег он от барина свого! Во как!
— Сбег говоришь? Ладно!
— Прикажешь позвать его? А то, как напьется Тишка, то давай куражиться. Но сейчас денег у него не густо.
— Мне от него пьяного толку нет. Поди скажи ему чтобы немедля вышел на улицу и подошел к моему экипажу. Быстро. Скажи, что в накладе не останется и денег в карманах прибавится.
— Скажу, барин. А выпить не хош ли чего? Куда торопиться? Тебя здесь никто не обеспокоит.
— Недосуг. Нет ли у тебя каких просьб? Может, обижает кто?
— Да нет. Пока слава богу. Опосля того, как ты, барин, околоточного то приструнил, все хорошо. А лихие люди мне не опасны. С лихими я нахожу, как говорить надобно.
— Знаю я тебя. Ну да ладно. Сейчас не до этого. Пойду я. А вот это тебе за услугу, — Тарле бросил на стол рубль серебром, поднялся и пошел к выходу.
Хозяин схватил монету и по привычке попробовал её на зуб. Много в последнее время было недельного серебра на Москве. Рубль был настоящий…
Через минуту молодой худой мужичек к красным носом вывалился из трактира и запахнул худой поношенный армяк. Он осмотрелся и, увидев экипаж, пошел к нему.
— Ты, барин, видеть меня хотел, что ли? — его левый глаз хитро прищурился.
Тарле еще раз отметил про себя, что рожа-то у Тишки истинно разбойничья. Такой мать родную зарежет и не поморщится. Но вслух он только спросил:
— Тишка? Так тебя кличут? Или желаешь, чтобы как-то по-иному звал я тебя?
— Он самый. Тишка я. Так мамка нарекла. Чего тебе?
— Дело есть до тебя, Тишка. Ты мне поможешь, а я помогу тебе, и обоим нам будет хорошо.
— Твое «хорошо», от моего «хорошо», барин, далеко ходит.
— А может в этот раз они рядом идут? Всякое бывает, Тишка.
— Так говори, чего надобно?
— Ты холоп барина Кантемира?
— А тебе чего? — огрызнулся Тишка.
— Я хочу знать. Не для худа твоего, но для добра. Если скажешь все, что в дому барина твоего случилось, десять рублев серебром. А если чего важного вспомнишь, то и более отвалю.
— Не врешь?
— Мое слово крепко. Итак, ты можешь мне что-то об этом рассказать?
— Много чего могу. Где изволишь слушать, барин?
— Садись в карету. Поедем со мной и приказ. Там все и расскажешь. Да ты не бойся, ничего тебе не грозит. И деньги получишь. Мое слово крепко.
Тишка почесал голову и сел в экипаж. Ехать ему никуда не хотелось, но уж больно хорошие денежки посулил барин, а у него в кармане были лишь две полушки.