— Да с чего ты взял, Степан Андреевич? Где Ванька, а где Антиох Кантемир.
— Дак и Каин тот не прост, Иван Карлович. Он может в сговоре с кем-то состоять. Вот хоть возьми княжну Марию Кантемир? Она сестра князьям Константину и Антиоху. И была оная княжна в любовной связи с государем Петром Алексеевичем.
— Но она нынче в Петербурге, Степан Андреевич. Причем здесь Мария Дмитриевна Кантемир?
— А вот сие и надобно нам прояснить, Иван Карлович. Слишком много вопросов в деле. Слишком много.
Тарле посмотрел на Волкова.
«А ведь правду про него говорят, — подумал он. — Одержимый. Про карьер совсем не думает. Захватило его сие дело и готов он искать истину, не взирая ни на кого. Плевать ему на персоны».
— Мария Кантемир могла влиять на дворцовый политик, когда государь Петр Великий жив был, Степан Андреевич. Но ныне его уж семь лет как нет. Кто она теперь? Не фигура в партии дворцовой. Иное дело Бирен, Остерман, Левенвольде.
Волков пожал плечами. Что он мог сказать? Надобно думать…
В доме Кантемира.
До самого вечера сидели в кабинете князя Антиоха Степан Волков и Иван Тарле. Кантемир был с ними. Князь хотел понять, отчего сие случилось именно с ним и именно в такой момент.
По закону о майоратах основное состояние получил его старший брат. Но Антиох был умен, хорошо образован, знатен и красив. Он мог рассчитывать на хорошую партию и на то, что приданое будущей жены поправит его дела.
Так все и складывалось. Он нашел для себя невесту, дочь первого богача князя Черкасского, и мог рассчитывать, что его ухаживания будут приняты благосклонно. Еще бы! Сама императрица хлопотала за него. А разве посмеет старый князь отказать государыне?
И вот случилось это дело с вурдалаком! И все разом заговорили о роде его матери! Кантакузены были весьма знатные господа и дом этот знали в Европах. Но сейчас всплыли весьма нежелательные сведения о черном колдовстве! И это пошатнуло положение дома Кантемиров в московском свете.
Волков отлично понимал Антиоха. Ведь сей юнец так хорошо начал. И вот все могло оборваться. Императрица могла сменить милость на гнев. Уж больно не люба была ей история о вурдалаках.
Кантемир сказал чиновникам:
— Я, господа, не могу знать всего, что в доме моем произошло. Я ведь веду жизнь светскую и мне все недосуг. А, сами ведаете, сколь всего на Москве произошло. Государь Петр Второй[19] помер. Верховные министры стали за власть драться. Нового государя подбирали.
— Про сие нам всем ведомо, — сказал Тарле. — Время было тревожное, пока матушка государыня Анна на троне не утвердилась.
— И я про сие молвил, Иван Карлович. Я ведь больше при дворе обретался и в дому своем бывал токмо для ночи проведения. Чего в людской деялось, не вникал. А тут такое приключилось.
— Что лекарь де Генин и Войку не пришли в себя? — спросил Волков.
— Нет пока, Степан Андреевич. Все словно дети малые. Ничего не помнят и ничего не понимают. Хотя приезжал к де Генину сам лейб-медик Блументрост[20]. Посмотрел и поехал восвояси.
— Сам Блументрост? С чего такая честь де Генину?
— Думаю, что лейб-медик приехал по поручению самой императрицы. И совсем не врачевание было целью его. Новости повез государыне.
— И что он сказал? — спросил Волков.
— А ничего не сказал. Я ведь не могу самому Блументросту допрос учинять, Степан Андреевич.
Волков вздохнул. Слишком громким могло стать сие дело. Ох, и не ко времени шум-то. Не ко времени!
Кантемир развел руками и прочитал строки из своей сатиры:
Степан стих похвалил:
— Вы это изрядно сказали, князь. Я вас как поэта почитаю. И с теми словами согласен. Но что делать коли всегда так у нас на Руси? Не нами сие придумано и не нами изменено будет. А дело делать надобно. И первым дело на погост пойдем.
— Пойдем? — возразил Кантемир. — Но надобно ли нам туда идти, Степан Андреевич? Тишку живым нашли.
— Ныне он уже мертв, — поправил его Волков.
— Сие не важно, Степан Андреевич. Но нашли моего беглого холопа живым и выяснили, что никакой он не вурдалак.
20
Блументрост Лаврений Лаврентьевич (1692–1755) — лейб-медик, первый президент Академии наук.