Но сейчас, в преддверии задуманного им с Любой действа, Алексея это волновало мало. Теперь его больше занимала подготовка к предстоящему походу в одно интересное место Орловщины, а именно в район раскопок древнего городища под названием Большая Слободка, расположенного в Шаблыкинском районе на правом берегу реки Навли. Когда-то давным-давно, ещё в дохристианский период, где-то на рубеже IV-VII веков нашей эры, на этом месте проживали племена, относящиеся к мощинской культуре. Эти древние славяне, как правило, вели оседлый образ жизни, строя по берегам рек поселения-городища. Но что ещё более интересно, там же располагался и древнейший памятник славянской культуры на территории Орловской области – грунтовый могильник, что, несомненно, было большой археологической редкостью для данной местности.
Студентам-историкам был хорошо известен обряд погребения у этих племен. Вначале на больших ритуальных кострах проводилось трупосожжение, после чего прах вместе с украшениями и остатками одежды покойных помещали в специальные глиняные сосуды, которые глубоко замуровывались в основание курганных могильников. Правда, не это сейчас интересовало четверокурсников – они предполагали, что где-то рядом должны были располагаться древние славянские капища. Они рассуждали просто: «Раз эти места в древности были выбраны для столь значимых целей, значит, обладали какой-то сакральной силой. Той самой силой, которая вероятно сможет сделать их любовное соитие особым, способствующим рождению одаренных детей».
Странные, конечно, это были убеждения, но не нам судить. Важнее то, что последовало вскоре за этими событиями.
***
Итак, наступило утро 21 марта 1970 года – день весеннего равноденствия, начало года по древнеславянской традиции.
В двухместной брезентовой палатке «Памирка-2» было откровенно холодно. Несмотря на это, влюбленные вполне комфортно переночевали в зимнем двуспальном мешке, заранее утеплив дно палатки лапами ельника. К тому же романтика первой брачной ночи в «особом» месте перекрывала для влюблённых любые походные неудобства.
С первыми солнечными лучами Алексей и Люба проснулись. У обоих было прекрасное настроение. Ещё бы, наконец-то, состоялась долгожданная ночь любви. Весь окружающий мир теперь виделся им в розовом свете, и даже этот утренний мартовский холодок нисколько их не смущал.
Не удержавшись, они вновь погрузились в мир чувственных наслаждений. И лишь когда яркое весеннее солнышко уже хорошенько прогрело воздух, они наконец-таки выбрались из палатки наружу.
Быстренько наломав мелкого сухостоя и насобирав валежника для костра, Алексей развел костёр. Он установил походную треногу и повесил на неё закопченный алюминиевый чайник. Как только вода закипела, Люба заварила ароматный, «настоящий индийский», по словам Галушки, чай, благо, у Алёшкиных родителей такой дефицитный товар всегда водился в изобилии: сказывалось спецснабжение партийных работников.
Сидя на поваленном стволе берёзы и попивая чаёк вприкуску с сухарями и шоколадными конфетами, молодые люди настолько увлеклись, что не заметили, как позади них появилась седая морщинистая старуха в чёрном потрёпанном одеянии.
Подтягивая при ходьбе правую ногу, бабка доковыляла до влюбленных и, молча сверля их пристальным взглядом, встала у них спинами.
– Какие черти вас сюда принесли?! – громко, резко не сказала, а каркнула она злым скрипучим голосом. – Вы что тут за вертеп на могилах устроили?
От неожиданности молодые историки вскочили на ноги, причём Люба, вздрогнув от испуга всем телом, неловко выплеснула горячий чай на свои походные штаны.
– Бабушка, ну зачем же вы нас так пугаете? Нехорошо так поступать… В конце концов, так и заикой можно остаться или чаем захлебнуться, – попытался пошутить Алексей, чтобы хоть как-то сгладить перед возлюбленной свой внезапный испуг и непонятно почему охвативший его глубинный страх.
– Тебе это не грозит, дружок. Тебя другая вода через две недели заберёт. И не через чай, а через водку, – своим зловещим предсказанием старуха словно пригвоздила студента к месту.
От удивления тот даже приоткрыл рот. Решив произнести в ответ что-то резкое, Алексей привстал с бревна, подбирая подходящие слова. Однако старая карга не унималась. Она так грозно взглянула ему в глаза, что тот, словно под гипнозом, мгновенно сник, лишь тихо промычав себе под нос:
– Да я и не пью вовсе…
Седовласую фурию его мнение, по всей видимости, абсолютно не интересовало: тем временем она уже обратила свой колючий взор на девушку. Вперившись в неё пристальным взглядом, она что-то зашептала, одновременно завязывая узелки на пучке сухой травы. Неожиданно её глаза закатились, она запрокинула голову, громко отрыгнула воздух и, вновь устремив взгляд на Кудряшову, вынесла свой вердикт.