Как ни молод был Роулинсон, он знал, чего хочет. Сразу после приезда он погружается в изучение языков. Он занимается персидским, арабским и хиндустани с таким успехом, что через год получает место переводчика и казначея расквартированного в Бомбее Первого гренадерского полка. Но не это было целью его занятий. Он влюблен в персидский язык и, вслед за Раском, изучает его в Бомбее у парсов. Скоро Генри становится признанным специалистом; он учит наизусть длинные отрывки из поэм великих иранских поэтов, что позднее сослужило ему хорошую службу при шахском дворе. Интересно, что спустя десятилетия, в 1875 году, во время визита шаха в Англию, Роулинсона назначили политическим советником правительства, чтобы он смог обсуждать с иранским властителем политические проблемы на персидском языке.
Пока же Роулинсон служит у гренадеров в Бомбее. Он переводчик, казначей и знаток языков. Кроме того, он превосходный наездник, много путешествует и пользуется большой популярностью у всех слоев местного населения. Благодаря этим качествам он снова получает повышение: в 1833 году ему поручают сбор особо важных разведывательных данных. Он справляется с этим так умело и так успешно, что уже через два года его направляют на службу в Иран в качестве военного советника брата шаха — губернатора провинции Керманшах. Распространение английского господства на правый берег Инда приводит в 1839 году к Первой афганской войне; в том же году взяты Кандагар и Кабул, а в 1840-м захвачен в плен эмир Дост Мухаммед и вместо него поставлен правитель, послушный англичанам. В 1839 году Роулинсон становится политическим агентом Британии в завоеванном Кандагаре. В стране брожение, афганцы ненавидят чужеземное господство. Это знают англичане, это знает и Генри Роулинсон. Во главе сформированной и обученной им части персидской конницы он принимает в мае 1842 года участие в битве при Кандагаре, одерживает здесь блестящую победу и столь же победоносно сражается под Газни. В 1842 году после окончания войны он возвращается в Индию.
Отныне перед заслуженным, великолепно проявившим себя солдатом открываются заманчивые перспективы. Его ждет блестящая военная карьера. Он отказывается от нее.
Но… не от политической деятельности. В 1843 году, когда полковник Тейлор, политический агент Англии в Багдаде, уходит в отставку, Роулинсон становится его преемником.
Оба решения — отказ от военной карьеры и принятие политического поста в Багдаде — были вызваны одной причиной. Роулинсон не мог забыть о впечатлении, которое произвела на него первая встреча с клинописью, происшедшая 8 лет назад в Иране.
Как упоминалось выше, в 1835 году Роулинсон был назначен военным советником брата шаха. На пути в его резиденцию Керманшах Роулинсон узнал, что на скалистых склонах горы Эльвенд (или Альвенд, «Аурант» Авесты и «Оронт» классических авторов) есть клинописные надписи. Этот горный хребет к югу от Хамадана (где некогда была столица мидян Экбатана), достигающий высоты 3200 м, издревле играл в верованиях и преданиях местных жителей особую роль: травам и камням, которые там собирали, приписывали чудотворную силу. Надписи же назывались «Гандж-наме» — «Книга сокровищ», ибо, как говорили в народе, тому, кто сможет их прочесть, они даруют сказочные богатства.
И они сделали это. Для Роулинсона надписи стали настоящим сокровищем, золотоносной жилой.
Две трехъязычные надписи Роулинсон скопировал тут же на месте. Его привычка к методической работе сказалась в том, что через год он снова сравнил свои копии с надписями и внес исправления там, где это было необходимо. Но в Керманшахе Роулинсона ожидало известие, заставившее еще чаще забиться его сердце; сокровище, о котором он узнал, затмило собой «Книгу сокровищ». Ему рассказали, что находящуюся недалеко от города скалу Бехистун, или Бисутун, украшают большие надписи и колоссальные рельефы.
Правда, до нее 22 английские мили, около 35 км, — расстояние дневного перехода. Но что значат 22 мили, что значит дневной переход для старого кавалериста Роулинсона? Ведь он однажды за 150 часов покрыл 750 миль, чтобы предупредить английского посла в Тегеране о прибытии русского агента в Герат. Летом и осенью он не раз скачет из Керманшаха в Бехистун и копирует надписи.
Копирует надписи! Это было совсем не так просто, как может показаться теперь, когда Роулинсона изображают висящим у скалы в подъемном кресле и спокойно делающим зарисовки. Пусть лучше об этом расскажет сам ученый. Но сначала опишем то место, где находился Роулинсон.
Бахастана значит «страна богов», или святое место. Здесь было когда-то святилище Нинни (Иштар), богини гор. И до сих пор высокая двуглавая гора носит это древнее иранское название (оно постепенно менялось на «Бехистун», «Бисутун» и «Бистун»). Гладкий южный склон горы круто спускается к дороге, «древнему пути народов, ведущему от Багдада через Ханекин и Каср-и Ширин в горы Загрос, к Керманшаху и Хамадану…по нему уже 5000 лет движутся караваны, и сотни лет кочевники-курды весной перегоняют свои стада с равнин на горные пастбища, а осенью с гор на равнины Гермсира, или «Теплой страны». Со времени распространения ислама этим путем каждый год идут с востока паломники к святым местам: на юг — к Неджефу, Казимейну, Кербеле и Мекке, на север — к Шах-Абдул-Азиму, что поблизости от Тегерана, к Куму и Мешхеду»[45]. За эту дорогу не раз шла жестокая борьба. Во время первой мировой войны по ней проходили немецкие войска. Она еще видела битвы Дария Великого с восставшими против него царями и разгром мятежников. Здесь, в «стране богов», с древнейших времен памятники рассказывали о подвигах властителей. Здесь и Дарий I высек надписи, которые должны были сообщить грядущим поколениям о его победах.
В нескольких словах скажем об эпохе, когда были высечены эти надписи. Начиная приблизительно с 700 года до нашей эры персами правила династия Ахеменидов, получившая название от своего> основателя Ахаманиша (по-гречески Ахайменес). Сын Ахаманиша Чишпиш (Теиспес) разделил страну на две части: восточную получил Арьярамна (Ариамнес), западную — Кураш (Кир) I, который, однако, как и его сын Камбуджия (Камбиз) I, вынужден был признать над собой власть мидян. Лишь сын Камбуджии Кураш (Кир) II Великий сверг мидийского царя и завоевал Мидию, Лидию и Вавилон.
Сын и преемник Кира Великого Камбиз II, устранив своего младшего брата Бардию (Смердиса), завладел Египтом. Его длительным отсутствием воспользовался маг (член жреческой касты) Гаумата, который под видом якобы спасшегося Бардии провозгласил себя царем Ирана и Вавилона. Камбиз поспешил обратно, но в 522 году на пути в Персию умер в Сирии.
Против Гауматы поднялись семь персидских принцев. Во главе движения встал правнук Арьярамны, сын Виштаснч (по-гречески Гистаспа) Дарайавауш (Дарий) I Великий. (522–485 гг. до н. э.); собственноручно убив Гаумату, он становится великим царем. Теперь гражданская война неизбежна. Везде вспыхивают опасные восстания, возглавляемые разочарованными претендентами на престол. Дарий быстро разбивает их. О его победе над мятежниками, «лжецарями», и о вручении ему богом Ахурамаздой власти над миром и рассказывается в этой «царице надписей», выполненной клинописью на трех государственных языках: древнеперсидском, эламском и вавилонском.
Рельеф изображает Дария; он простирает правую руку к Ахурамазде — солнечному диску с крыльями, а левой опирается на лук. Левой ногой он попирает Гаумату, который лежит, умоляюще подняв руки. Перед Дарием со связанными руками и веревкой вокруг шеи стоят «лжецари». Позади него — два знатных перса. Вокруг рельефа расположены трехъязычные надписи.
Почему же был забыт этот внушительный памятник древнеиранского письма, забыт настолько, что в 1836 году Роулинсону пришлось открывать его заново? Дело в том, что в Персидском государстве клинопись была вытеснена, как известно, арамейским алфавитом. Сам же барельеф слишком бросался в глаза, чтобы можно было его не заметить. Вспомним также о проходившем мимо древнем караванном пути. Не удивительно, что имеется немало известий о Бехистунской скале.
Зерно истины в фантастических замечаниях Диодора (II, S3) сводится к тому, что гора посвящена Зевсу (то есть — Ахурамазде) и что на ней имеются «сирийские» надписи. Напрасно, однако, мы стали бы, опираясь на Диодора, искать высеченные в скале портреты Семирамиды и ста ее стражей. Ничего не дают и сведения арабских географов Якута, Истахри и Ибн Хаукаля. Стоит отметить лишь наивное толкование последнего; согласно Ибн Хаукалю, рельефы на скале изображают школу: большая фигура — учитель, перед ним ученики, учитель держит «инструмент», служащий обычно для наказания строптивых. Кое-кто из христианских путешественников также испробовал свои силы в толковании рельефов. Побывавший здесь в 1807 году Поль Анж Луи де Гардан, работавший секретарем при своем брате, французском посланнике в Тегеране, видит в Ахурамазде крест, — а — в фигурах, расположенных ниже, — двенадцать апостолов. Такая ошибка была возможна потому, что надписи и рельефы находятся на высоте более 100 м. Не лучше обстояли дела и у англичанина сэра Кера Портера, принявшего Дария за Салманасара III (859–824 гг. до н. э.), а фигуры перед ним — за десять колен Израиля. Остроконечную шапку на последнем из «лжецарей» он счел за головной убор жрецов из колена Леви. Эти толкования связаны с состоянием археологии того времени, и только на их фоне выступают перед нами в правильном освещении все достижения дешифровщиков и интерпретаторов.