Лассен предположил, что подобная надпись должна находиться и среди текстов Персеполя. Просмотрев еще раз копии Нибура, он действительно нашел одну надпись, которая, по-видимому, содержала не менее 24 собственных имен. Он предложил алфавит, оставивший позади все, что было сделано Гротефендом и Бюрнуфом. 23 знака этого алфавита имели точное фонетическое значение; 8 из них были вновь открыты Лассеном. Кроме того, 2 знака были им определены почти правильно. Из 24 собственных имен он идентифицировал не менее 19 — «великий триумф», как отметил английский ассириолог Бадж почти через сто лет.
Но, вероятно, еще большим достижением было то, что Лассен, опираясь на свои индологические исследования, устранил препятствие, преграждавшее путь прежним дешифровщикам: он заметил, что в древнеиранской клинописи гласный а (краткий а) не обозначается отдельно, а, как в-индийских алфавитах, «присущ» согласным; таким образом, знак, передающий согласный т, может передавать и слог та. Это сразу разъяснило такие написания, как xšayiθy vzrk из xšayaθiya vazrka (сравни транскрипцию под рисунком 39). Там, где поставлен отдельный знак, соответствующий звуку а, он указывает на долгое а [ā], то есть на двойное а, причем первое присуще предыдущему согласному, а второе обозначает гласный звук.
Когда Э. Э. Ф. Бер и Э. В. Сен-Жаке независимо друг от друга определили недостающие знаки, история дешифровки древнеперсидской клинописи была в основном закончена.
Но теперь она еще раз началась сначала!
Правда, сейчас мы можем изложить все гораздо короче… Г. К. Роулинсон был не только прекрасным солдатом, лихим, кавалеристом и опытным дипломатом, он был также и первоклассным ученым. Когда в 1835 году по пути в Керманшах он скопировал две трехъязычные надписи с горы Эльвенд, он в лучшем случае слышал о расшифровке Гротефендом имен Гистаспа, Дария и Ксеркса. Вполне возможно, что Роулинсон, хорошо знавший классическую древность, и сам распознал имена этих царей ахеменидской династии, заметив идентичность эльвендских надписей. Подобно Гротефенду, он приложил знаки клинописи к именам Гистаспа, Дария и Ксеркса и получил таким образом 13 букв. Он также вспомнил об 11-й главе VII книги Геродота, где Ксеркс говорит о своей родословной.
Но Роулинсон находился теперь в гораздо лучшем положении, чем геттингенский учитель Гротефенд. В распоряжении Роулинсона была огромная Бехистунская надпись. Поэтому имеющаяся у Геродота генеалогия Ксеркса дала ему гораздо больше, чем Гротефенду. Уже из первых строк Ба-хистунской надписи он выделяет группы знаков, обозначающие имена: Парса (Персия), Арсамес (Аршама), Ариамнес-(Арьярамна), Теиспес (Чишпиш), Ахайменес (Ахаманиш).
Великий царь, как бы предвидя трудности дешифровщиков, называет нужные исследователю имена в самом начале? бессмертной надписи:
Говорит Дарайавауш, жарь:
«Я, Дарайавауш,
Царь великий,
Царь царей,
Царь Персии,
Царь провинций,
Сын Виштаспы,
Внук Аршамы,
Ахеменид».
Говорит Дарайавауш, царь:
«Мой отец — Виштаспа,
Отец Виштаспы — Аршама,
Отец Аршамы — Арьярамна,
Отец Арьярамны — Чишпиш,
Отец Чишпиша — Ахемен.
Поэтому зовемся мы Ахеменидами,
Со времен отцов мы рождены знатными,
Со времен отцов цари были нашего рода»[49].
В конце 1836 года Роулинсон приехал в Бомбей и получил там от полковника Тейлора клинописные алфавиты Гротефенда и Сен-Мартена. Однако ему самому уже было известно больше звуков, чем обоим исследователям, к тому же не во всем между собой согласным.
Весь 1837 год Роулинсон трудится над Бехистунской надписью. В 1838 году он представляет в Королевское Азиатское общество в Лондоне текст, транскрипцию и перевод первых двух разделов с комментариями. Эта работа попадает в руки Эдвина Норриса, который был единственным знатоком древнеиранского языка в английской столице. Норрис посылает копию в Париж, и Роулинсон таким образом впервые вступает в тесный контакт с наукой. Он завязывает переписку с Лассеном и узнает о работе Бюрнуфа над третьей частью Авесты — Ясной. Роулинсон усиленно изучает зенд и санкскрит. В начале 1839 года у него уже готов перевод почти всех 200 скопированных в Бехистуне строк.
Рис. 40. Древнеперсидский клинописный алфавит
Но и европейская наука не дремлет. Когда в 1843 году Роулинсон возвращается в Багдад и возобновляет там свои исследования, перед ним лежит уже ряд новых работ: установлен алфавит, исправлены звуковые значения, улучшены переводы. Из Лондона Норрис сообщает Роулинсону о результатах исследований ирландского священника Эдварда Хинкса (Норрис и Хинкс — прирожденные дешифровщики; о них еще пойдет речь впереди). И когда Роулинсон садится за «Мемуар» (1844–1845 годы), посвященный персидской версии Бехистунской надписи, он узнает, что европейская наука во многом его опередила. Конечно, это нисколько не уменьшает заслуг Роулинсона. Его открытия навсегда останутся вехой в исследовании клинописи.
Из совместной работы многих ученых постепенно складывалась ясная картина древнеиранской клинописи, в частности консонантного алфавита, сохранившего и творчески переработавшего известные элементы слоговой письменности. Эти элементы проявлялись в том, что древнеперсидский алфавит давал возможность записывать гласные: а было «присуще» согласным, обозначение же i и и достигалось тем, что предшествующие им согласные писались в этих случаях по-другому. Рисунок 40 показывает весь древнеперсидский клинописный алфавит в том виде, как он установлен современной наукой.
Так через две с половиной тысячи лет исполнилось то, что торжественно завещал потомкам Дарий:
Говорит Дарайавауш, царь:
«Ты, который в будущие дни
Увидишь эту надпись,
Которую я приказал выбить в скале,
Или эти изображения, —
Не разрушай их!
Но оберегай,
Пока можешь».
IV
КУДА НИ КИНЬ, ВСЮДУ КЛИН!
Дешифровка месопотамских клинописей
Признаюсь чистосердечно… я неоднократно пытался раз и навсегда… отказаться от изучения (ассирийских надписей. — Э. Д.), так как потерял всякую надежду достигнуть хоть каких-либо удовлетворительных результатов.
Я первый, кто читает это после того, как оно было забыто на две тысячи лет.
Дешифровка клинописи древних персов была практически завершена. Но сама-то она оказалась лишь началом, первым шагом в решении проблемы. Она только давала возможность проникнуть в клинопись в собственном смысле этого слова.
В сущности, древнеперсидское письмо является, так сказать, «поздним вырождением», сокращенной системой подлинной клинописи, системой, приспособленной для практического использования в условиях, иранских — языков. Древнеперсидское письмо не имеет почти ничего общего с подлинной клинописью (конечно, за исключением клина). Почти ничего, ибо полностью оно от своих предков не отреклось, да и вспомогательные приемы для написания гласных выдают его происхождение от слогового письма.
49
Ср.