Затем Мордтманн приходит к некоторым соображениям, свидетельствующим о его проницательности, комбинационных способностях и начитанности. Здесь мы даем в сильно сокращенном виде важнейшее из его соображений и делаем это в первую очередь потому, что даже в специальной литературе имеют привычку приписывать заслуги в этих комбинациях исключительно Сейсу, который, однако, как мы видим, лишь подхватил идею Мордтманна, и то спустя восемь лет. С другой стороны, необходимо указать и на зародыш той несчастной ошибки, всю вину за которую впоследствии свалили на немецкого исследователя (Петера Йенсена…
Итак, исходя из своего чтения клинописной легенды, Мордтманн приходит к названию страны «Тарсун», затем читает всю надпись — «Таркудимми царь Тарсуна»— и обосновывает это толкование, которое он сам же называет «на первый взгляд более чем рискованным», следующим образом:
«Памятники Ниневии, Вавилона и Персеполя или дают очень мало, или совсем не дают аналогий с нашей печатью…
Если же мы обратимся к Передней Азии, то сразу же обнаружим целую серию подобных аналогий. Так, например, загнутая вверх обувь встречается на монументах Уюка, Богазкёя и Эрегли в Каппадокии, как, впрочем, и на памятниках из Карабеля под Смирной; такую же форму кинжала мы видим в Богазкёе, копья в Карабеле, в последнем же мы находим и безбородую фигуру князя. Единственно лишь вышитый плащ и шлем являются украшениями, которые не встречаются на переднеазиатских памятниках.
Уже эти аналогии вынуждают нас все более склоняться к мысли о Передней Азии, нежели о Месопотамии или Персии, и отнести печать к времени, предшествующему эпохе Ахеменидов. К тому же есть и прямые указания для локализации нашей печати в Киликии»[55].
Мордтманн привлекает Геродота, который в 91-й главе VII книги описывает киликийских воинов, служивших в войсках Ксеркса:
«Киликияне… имели на головах туземные шлемы, вместо щитов имели тарчи из сырой бычачьей кожи и одеты были в шерстяные хитоны. Каждый из них вооружен был двумя дротиками и мечом, очень похожим на египетский нож»[56].
Это описание, поясняет Мордтманн, «во всех отношениях согласуется с костюмом Таркудимми».
В добавление к вышесказанному он ссылается на частое упоминание этого имени в Киликии и выделяет имя, приведенное у Плутарха в форме «Таркондемос». Последнее обстоятельство свидетельствует, по мнению Мордтманна, что имя «Таркудимми» на его печати, зафиксированное в искаженной форме у греческого писателя, должно было хотя бы в этой форме сохраниться до недавнего прошлого.
Но затем Мордтманн впадает в ту самую ошибку, о которой речь была выше. Стремясь предупредить возможные возражения в связи со слабой аргументацией его собственного чтения имени Тарсун, он уже заранее допускает справедливость этих возражений и предлагает в виде альтернативы «Цусун», рассматривая его как первоначальную форму «хорошо известного имени Сиеннес. Один такой Сиеннес объединился в 600 году до нашей эры с Лабинетом, царем Вавилона… и очень легко допустить, что Таркудимми нашей печати и был как раз этим Сиеннесом»[57].
Он «как раз» им и не был, хотя так считали в течение десятилетий, а именно до 1932 года!
Но вернемся к печати. Сейс, в 1880 году вспомнивший об этой «серебряной пластинке», немедленно же запросил Британский музей. Там выяснили, что такая пластинка, кажется, и в самом деле предлагалась для продажи, но была возвращена владельцу как возможная подделка — ведь никто никогда не видел подобных вещиц! При всем том с нее не преминули «на всякий случай» изготовить гальванопластическую копию! И к счастью. Последняя и была передана Сейсу для исследования.
При ее помощи Сейс сделал то блестящее открытие, которое уже одно навсегда связало его имя с хеттологией.
Как и Мордтманн, он указал на головной убор центральной фигуры и на ее обувь с загнутыми носками. То и другое тем временем уже стали считать предметами «хеттского» туалета. Клинописный текст, однако, он читал несколько иначе: Таr-rik-tim-me šar mat Er-me-e «Тариктимме, правитель страны Эрме». Сегодня это имя повсюду читают, как «Таркумува», а весь текст — так, как показано на рисунке 55.
Рис. 55. Фонетическое чтение печати Таркумувы
Здесь мы должны установить строгое различие между заслугами Мордтманна и тем, что сделано Сейсом. Указание на Малую Азию, точная локализация в Киликии, верно прочитанная (по крайней мере в отношении строя и характера надписи) клинописная легенда — все это уже удалось сделать немецкому ученому. Но он не заметил самого важного, открытие чего является неоспоримой заслугой Сейса.
Знакомый с ранее найденными хеттскими надписями и их своеобразными письменными знаками, а также в равной мере и с клинописью, Сейс сначала заподозрил, а затем и ясно понял, что те «символы», о которых говорил Мордтманн, были письменными знаками — хеттскими иероглифами и что текст, составленный этими знаками, должен был соответствовать клинописной легенде. В самом деле, «символы» 
и 
, уже встречались в Каркемыше и Хамате, и если предположить, что иероглифический текст печати представляет собой параллель к клинописной легенде, то эти символы должны соответствовать словам «страна» и «царь»; за ними, вне всякого сомнения, стоял знак для tar. Итак, были получены идеограммы и слоговой знак — первый проблеск, который к тому же осветил нечто весьма важное в характере новой письменности!
Можно было бы спросить: неужели Мордтманн не заметил иероглифы? Нет, он их видел и даже объяснял, причем объяснение звучало в то время очень убедительно, как, впрочем, убедительно оно звучит и сейчас… правда, для дилетантов.
«Изображенные на печати символы указывают нам на Киликию, козлиные головы осведомляют нас относительно того, чем в первую очередь богата горная часть Киликии, тогда как следующий знак, равно как и пшеничные зерна, намекает на необычайное плодородие киликийских равнин; обелиски являются точным рисунком жилищ в местности западнее Цезареи в Каппадокии, которая тогда… принадлежала Киликии… а пальмовая ветвь в таком случае могла бы служить гербом этого же сирийского округа. Таким образом, вся печать — это интересный образец древнейшей геральдики, аллегорически изображающей земли, подвластные скипетру монарха»[58].
Только взглянув на это, казалось бы, столь убедительное объяснение, можно измерить всю величину первого шага, сделанного Сейсом, и оценить значение его толкования печати, решающее для последующей дешифровки.
Правда, эта надпись оказалась более чем скудной для того, чтобы служить билингвой- Почти ничем не помогала она и в установлении звуковых значений — идеограммы, как известно, не дают никаких разъяснений по этому поводу.
Между тем были открыты новые памятники: печать из Ниневии, покрытая надписями базальтовая чаша, надпись из мечети в Алеппо. Но прежде всего следует отметить два особенно прекрасных образца: врезанную в камень надпись из Бота в Анатолии и начертанный рельефными буквами текст, который покрывал спину и бока одного из львов, украшавших ворота северосирийского города Мараша.
Вначале эти находки не очень способствовали дальнейшей дешифровке, хотя в совокупности и создали основу для написания Вильямом Райтом известной книги «Империя хеттов»[59], куда Сейс дал главу о языке. В этой главе он раз и навсегда отвергает предположение о том, что язык хеттов — семитский, и устанавливает, что хетты пришли в Сирию из Анатолии с целью завоевать эту страну, над которой они затем, согласно египетским и месопотамским источникам, господствовали в XIV и XIII веках до нашей эры. И далее Сейс делает новый вклад в дешифровку, опознав окончание именительного падежа — s в знаке
57
A. D. Mordtmann,