Чэдвик прежде всего подставил в тексты значения, предложенные Вентрисом, и тут же, к величайшему своему изумлению, обнаружил такую массу греческих слов (в «орфографии» Вентриса), что не приходилось думать ни о какой случайности! Одновременно он натолкнулся и на несколько значений, мысль о которых мелькала у него в ходе собственных исследований. Однако самым блестящим подтверждением выводов молодого архитектора была встреча Чэдвика с целым рядом «неклассических» форм, именно тех, которые вызывали у Вентриса сомнения, но были с первого же взгляда ясны и хорошо знакомы Чэдвику, большому знатоку греческих диалектов. Стоит ли удивляться, что между двумя исследователями немедленно завязалась оживленная переписка (позднее они иногда писали друг другу даже дешифрованной ими самими письменностью!), переписка, прервавшаяся только с трагическим концом Вентриса. Со своей стороны Чэдвик предложил звуковые значения для нескольких еще недешифрованных знаков; одно наблюдение дополняло другие или вызывало в свою очередь целую серию новых. Впрочем, Чэдвику первому удалось прочесть на одной из кносских табличек имена богов. Это был, кстати, один из тех немногих случаев, когда Вентрис поначалу довольно скептически отнесся к познаниям своего друга.
«Я всегда старался пояснять, что прорыв являлся заслугой одного Вентриса; моя роль, подобно роли первой пехотной дивизии, сводилась к расширению бреши или к той необходимой поддержке атаки, какую обычно оказывает танковый авангард. Простое определение звуковых значений <5ыло только началом, а над чрезвычайно трудной задачей — переводить дешифрованные слова на понятный греческий язык — мы уже работали как равноправные партнеры: постоянно посылая друг другу наши предложения, мы часто независимо друг от друга приходили к одной и той же мысли…
Большой радостью было работать с Вентрисом, и даже если мы в чем-либо не соглашались друг с другом, нам всегда без труда удавалось понять точку зрения другого и предложить компромиссное решение или изложить наши противоположные взгляды»[110].
Рис. 79. Основная таблица слоговых знаков (взято из «Evidence»)
Еще до конца 1952 года Вентрис и Чэдвик закончили свою первую крупную публикацию, статью «Свидетельства о греческом диалекте в микенских архивах» («Evidence for Greek Dialect in the Mycenaean Archives»), которая появилась в следующем году в «The Journal of Hellenic Studies» (vol. LXXIII, 1953, pp. 84—103). Это была «выдающаяся публикация, столь же доброкачественная по содержанию, сколь и строгая по форме. Она блистательно выстояла под огнем критики и в первые же два года вызвала появление около 100 других научных работ относительно языка микенских греков, что также и с внешней стороны подтверждает значение открытия»[111].
Статья содержала ключ к письменности, но представляла собой уже не бесцветные таблицы с гласными и согласными, обозначенными цифрами, а обзор конкретных звуковых значений 65 слоговых знаков (из 88 установленных к тому времени). Эта «экспериментальная сетка» приведена на рисунке 79 в ее первоначальном, еще неполном виде.
Вентрис и Чэдвик еще до появления своей статьи оповестили в ряде докладов о своей дешифровке, а разослав краткое резюме своего труда, они приобрели сторонников среди именитых ученых Англии и Швеции. Одними из первых их теорию поддержали Р. Д. Барнетт и И. Д. Гельб, уже известные нам из предыдущих глав.
Однако в целом под знаменами «Evidence» выступила довольно немногочисленная дружина. Большая часть ученого мира временно оставалась в роли холодных и сдержанных наблюдателей, и критика открыла огонь. К тем археологам, которые, в принципе соглашаясь с теорией Вентриса — Чэдвика, весьма осторожно и недоверчиво относились к предложенному ими конкретному решению, принадлежал и американец Карл У. Блеген. Последний, летом 1952 года вновь приступив к раскопкам в Пилосе, обнаружил здесь свыше 330 новых табличек. Разумеется, не могло, быть и речи о том, чтобы тут же, на месте, определить значение находки, и Блеген весной 1953 года появился в Афинах, где занялся тщательным изучением табличек и подготовкой их издания.
Здесь следует вспомнить, с каким триумфом Лепсиус поверг завистников и скептиков, сомневавшихся в правильности дешифровки Шампольона, представив им декрет из Канопа, и как блестяще подтвердились исследования в области хеттской иероглифики после открытий X. Т. Боссерта в Каратепе.
Таким Канопским декретом, такой билингвой из Каратепе стала для крито-микенского письма Б одна невзрачная табличка из Пилоса. В мае 1953 года перед ней сидел исполненный недоверчивого удивления Карл У. Блеген и глядел на нее с возрастающим волнением.
Выглядела она так:
Рис. 80. Инвентарная табличка из Пилоса
16 мая 1953 года Блеген сел за письмо к обоим деши-«фровщикам. Он сообщал им, что нашел одну табличку, и в шей «речь идет, очевидно, о сосудах, из которых одни имеют три ножки, другие четыре ушка, третьи три ушка, а четвертые вообще их не имеют. Первое слово (Блеген имел в виду идеограмму. — Э. Д.). 
согласно вашей системе, очевидно, значит ti-ri-po-de, и дважды оно повторяется как ii-ri-po (ед. число?). Сосуду с четырьмя ушками 
предшествует qe-to-ro-we, с тремя ушками 
— ti-ri-o-we-e или ti-ri-jo-we, сосуду без ушек 
— a-no-we. Все это кажется слишком прекрасным, чтобы быть правдой. Может быть, не исключена случайность?»[112]
Нет, случайности не было! И в этом можно убедиться, последовав за венским исследователем В. Мерлингеном, который разложил надпись таблички по системе Вентриса и дал ее в звуковой транскрипции, классической греческой версии и в немецком переводе (стр. 321)[113]. Пусть читатель попытается восстановить эту надпись и выполнить, советуясь в сомнительных случаях с таблицей слоговых знаков (рис. 79), свое первое упражнение в чтении линейного письма Б.
Это было прекрасное подтверждение и одновременно неопровержимое, решающее доказательство. Победа, одержанная под знаменами «Evidence», вывела наконец ученый мир из состояния скепсиса и сдержанного недоверия. Почтенные ‘ученые всего мира не замедлили признать победителей и встретили их громом рукоплесканий; даже самые заядлые скептики скрепи сердце высказали свое, конечно, лишь «принципиальное», согласие. Среди тех, кто или в принципе, или безоговорочно присоединился к новой дешифровке, были Иоганнес Фридрих, Пьеро Мериджи и выдающийся представитель финской науки Иоганнес Сундвалль. Профессор из Тюбингена Эрнст Зиттиг, без особого успеха пытавшийся расшифровать таблички при помощи созданного еще в период первой мировой войны криптографическо-статистического метода, отказался от своей теории и дал в свою очередь новое подтверждение теории Вентриса, установив в одной из табличек, где рядом с идеограммой 
стояло di-pa a-no-wo-to, чтение depas anouaton «кувшин без ручек», то есть то же самое, что на других табличках означало «без ушек» или «безухий».
В 1954 году Вентрис и Чэдвик сообща составили план большого труда, который распадался на три части. В первой из них должны были рассматриваться вопросы, связанные с микенской письменностью, языком и культурой; основной главой — так сказать, ядром всей книги — была глава вторая, в ней предполагалось опубликовать 300 специально подобранных табличек из Кносса, Пилоса и Микен вместе с транскрипцией и комментариями; что касается третьей главы, то она должна была содержать микенский словарь и различные указатели. Книга включала введение профессора Алана Вейса. К концу 1955 года весь труд был уже подготовлен в рукописи и содержал наряду с упомянутым дополненный и усовершенствованный ключ к чтению письменности; необъясненным оставалось лишь очень небольшое количество знаков ввиду их крайне редкого употребления в имевшихся табличках.
113
W. Merlingen,