Где она? Что с ней? Уже давно годы, будто волны, сменяют друг друга, очищая от наносного и унося всё случайное. Ибо всё стремится к равновесию и всё стремится к тишине. Но мысль о ней тревожит меня. Так же безнаказанны и безопасны были для неё эти минуты, проведённые нами вместе? Говорят, когда люди думают друг о друге, мысли их соединяются, и они слышат. Я знаю – она помнит обо мне. Все эти годы в накатывающей волне отчётливо слышу голос: «Вглубь, до конца. Пока не увидишь свет». Мне кажется, она ждёт меня.
Глубина зовёт. И я иду к ней. Я знаю её тайну. Не бывает тайны без глубины. Но и глубины без тайны. Дойти до предела – значит, уже не вернуться. Но и там, откуда уже не вернуться, брезжит далёкое мерцание. Ведь чтобы познать тьму, нужно нести свет.
Тёмные воды бьются о берег, и раз за разом шипучая волна утягивает новые находки в пучину. Всё уже не имеет значения. Всё познанное каменеет и перестаёт быть жизнью, ведь чтобы стать знанием, оно должно умереть. Я иду. Глубже, ещё глубже. Завтра моя богиня прольёт слезы. Но есть ли в них грусть? Ведь навечно отпечатается моя душа, чтобы годы или тысячелетия молча ждать в тёмной бездне того, для кого имеет цену.
Того, кто в далёких глубинах ищет свет.
КАЧЕЛИ
Он шёл по влажной дорожке, полной тлена прошлогодних листьев, стараясь не поскользнуться, и сердился сам на себя. «Что за блажь? Все – люди как люди, кто-то вдруг огородничать начинает, кто мемуары писать, кто-то квасит потихоньку, а я? За что мне такое?» Мысли роились в голове сами, без принуждения, погода стояла ясная, воздух был свеж. Акварельное весеннее солнце уже осторожно вступало в свои права. Он сердился на себя за странное навязчивое желание, уже давно овладевавшее рассудком. Подобно многим другим, резко ощутившим себя повзрослевшими, он пытался осознать свою новую роль, будто знакомясь с новым человеком, которым внезапно стал. Многие в этом возрасте меняют привычки – кто-то неожиданно обнаруживает страсть к земледелию, кто-то к Евангелию, кто-то рвётся в лес по грибы-ягоды, иные удивляют домашних кулинарными шедеврами или ворочаются ночью без сна, буквально чувствуя, что где-то в толще воды тихо шевелит плавниками ещё не пойманная рыба. Уставший за долгую жизнь разум начинает потихоньку избавляться от лишнего, концентрируясь на главном. У него же была особенная страсть… «Ну, а что? Может, в этом-то вся тайна жизни?» – кивал он себе и удивлялся смелости собственной мысли… Идти было недалеко – с километр до остановки, а там уже почти до самой работы на автобусе. Работа – только в городе, но это не расстраивало – чисто для души и поддержания здорового режима, лишь как приятная добавка к недавно оформленной крохотной пенсии. Дети, не так давно сами ставшие родителями, тоже жили в городе, но наведывались часто, благо недалеко. Недавно он обнаружил, что они, да и жена тоже, незаметно перешли на обращение «дедушка» к нему, вместо прежнего привычного «пап». «Дед… дед…», – вторил он эхом сам себе под нос. Неужели дед? Я ж ещё не стар…
В такие минуты он вспоминал собственного деда. «Конечно, он! Заразил же, гад! Ну все же люди как люди, а он…», – мелькало в голове. Уже с год, как он начал покупать материал – длинные балки, канаты, брус-сотку, железные накладки, стяжки, тросы и огромные болты. Долго рассчитывал, делал эскизы, погружался в справочники и переделывал чертежи вновь. Наконец, всё было готово, оставалось лишь залить площадку под основание. «Ждать год, пока фундамент осядет, или так?» – роились тревожные мысли. «Ну, на армированную сетку же», – успокаивал внутренний голос. «А ставить как? Где такой кран высокий возьмёшь?» – снова подавал голос внутренний предатель… Жена, поначалу благоволившая таинственному увлечению, – мало ли, баньку собрался поставить или садовый домик, кажется, почувствовала неладное и к каждой покупке относилась теперь с воинственным подозрением: «А это ещё зачем? Скажешь ты, наконец-то, или нет?» Поэтому ради свободы в тратах, приработок помимо пенсии был необходим.
Ну! Что там говорил дед? «Качели Жизни – в них вся суть!» – вот, что он говорил. Говорил, что есть такие Качели, на которых, когда катаешься, видно всё – жизни, свои и чужие, детство и старость, прошлое и даже будущее. Виден смысл любой жизни. Виден её взлёт и конец. И вообще, видна суть всего. Качели эти очень большие. Говорил, катался на них, и не раз, но за границей. И что можно такие и самому построить. Дед, конечно, балагур был, любил недорогой портвейн и застольные разговоры, мог и приврать – фронтовикам многое простительно, но при разговоре о Качелях Жизни всегда становился серьёзен. Эта мысль, видать, крепко одолевала его. Конечно, он, внук, тогда ещё маленький, назойливо тревожил деда просьбами построить такие же. И были такие дни – беззаботные дни ясного разума, когда они, наконец, принимались за работу, но… Да, начало было положено ещё тогда…
Стоял погожий осенний день. Дымкой клубился утренний туман в низинах. Птицы, обычно в это время сбивающиеся в суетливые крикливые стаи, облепили окрестные деревья, молча взирая на новое чудо творения. Но и была суббота, когда самим творцом заведено озирать содеянное. Нечто огромное и непонятное попирало небо, широко расставив углы деревянных ног. «Скажут, Вавилонскую башню построил... Ну, и пусть смеются», – думал он, в торжественном волнении крепя себя к люльке ремнями безопасности. «Может, в этом и есть суть…» Руки его дрожали, ноги ходили ходуном, но всё было продумано, всё учтено. Помедлив, несколько раз убедившись в безопасности, он молча кивнул сам себе. Пора. Холодный воздух хлынул в лицо, ухнуло сердце и ударом вышибло дух. Мысли, слова – всё это осталось где-то сзади. Раздирая сквозь свистящий ветер слезящиеся глаза, он увидел смазанную картинку стремительно несущегося мимо мира. И понял, что только это и есть жизнь. Понял, что за смутной быстролётностью детства последует наивысший миг кристальной ясности, когда видно всё, на сколько способен охватить взгляд. Великие Качели Жизни. Скрипнув, мир замер в оглушительной тишине. Но он уже знал, что это начало неотвратимого движения вниз.
МИ МИНОР
Родилась я ещё во времена СССР. Многие сейчас считают, что та эпоха была мрачным и серым периодом, без праздников и веселья. Разве? Жизнь есть жизнь – люди вечно строят планы, радуются и мечтают, влюбляются, обижаются, делают покупки и заводят семьи. Всегда будут праздники, друзья и гости. Всегда, пока есть чувства, будут песни. Возможно, чего-то не хватало, но разве мы знали об этом? Поэтому никто и не думал страдать, воспринимая жизнь такой, какова она есть. Ведь подлинная жизнь – лишь то, что мы чувствуем в душе, а не то, что нас окружает снаружи… Конечно, мы были все одинаковы, не то что сейчас. Даже имена у нас были одинаковые, это сейчас можно встретить Джамбо или Дэна, а раньше одно имя носили миллионы по всей стране. Я была ещё совсем юной и всей душой открывалась каждому, решившему со мной играть. Хорошее время, невинное… Честность, доброта, бескорыстие, братство, светлое будущее, неравнодушие к окружающему – в каждого прямо со школьной скамьи вкладывались эти идеалы, не всегда, конечно, соответствовавшие действительности. Было безопасно. Пока мы взрослели, нас часто отдавали друзьям и соседям без всякой боязни, где мы играли с другими и слушали взрослых. По праздникам нас, бывало, брали с собой на работу, а иногда даже и в туристические походы. Это мне особенно нравилось. Кто-нибудь из взрослых обнимет тебя мягко, прижмёт к груди, тепло, костёр потрескивает… Смотришь в пламя задумчиво… «Изгиб гитары жёлтой ты обнимаешь нежно, струна осколком эха пронзит тугую высь…» Какие были песни! Романтика! Хотя, может, это во мне говорит типичная ностальгия по счастливому безгрешному детству? Мы склонны идеализировать прошлое, когда в настоящем всё не очень. Но факт – мир был намного добрее. Конечно, не бывает ничего безоблачного, в этой специфике эпохи таилась и проблема. Воспитанная на высоких идеалах, молодёжь внутренне протестовала против неизбежной несправедливости, присущей любому сложному обществу. Отвратительно, что в нашей юности пороки прикрывались высокими словами наших красивых идеалов, и самые вопиющие случаи расхождения слов с делом наблюдались как раз среди власть имущих, тех, кому нужно было служить нам примером. Они позволяли себе всё. Но это и есть соблазн власти. Рыба гниёт с головы. А в чём молодёжь может реализовать свою потребность в протесте? Конечно, в творчестве – в поэзии, музыке! Поэты собирали стадионы, а каждый подросток мечтал уметь перебирать струны. Славное время! Рукописные тетради с текстами и аккордами передавались из рук в руки по всей стране. Кто-то был великим, кто-то гонимым, кто-то не звучал дальше собственных кухонь… Под запретом были не только некоторые отечественные исполнители-правдолюбы, но и почти вся западная музыка. Правительство боялось, что популярность западной музыки плохо повлияет на высокие идеалы нашей морали. Всё-таки «секс, наркотики, рок-н-ролл» и прочее... Но запретный плод сладок. А тайна всегда манит. Поэтому, в конце концов, так и произошло. Самым модным стало самое запрещённое. На квартирных посиделках звучали переборы «Скорпионз» и «Пинк Флойд», а с клубных танцполов звучали неумелые каверы «Металлики», «Депеш Мод», «Джудаст Прист» и «АС/DC». Меня тоже это коснулось. Частенько я играла на клубной сцене субботними вечерами. Не соло, конечно, но подыгрывала в меру сил. Бывало и так, что милиция приезжала разгонять «рассадники развратной культуры», но меня никогда не трогали и в отдел не забирали. Я тогда жила уже в университетской общаге в одной комнате с тремя подругами. Девчонки любили со мной петь. Обычно это были наши родные песни. Мне больше всего нравились «Воскресение», «Наутилус», «Чайф». Они у меня прекрасно получались, и я всегда была душой компании. А компании у нас собирались почти каждый вечер. Эх, какие мы красотки были! Как, наверное, и у каждого, время цветущей молодости – лучшее в жизни. Дело в том, что это время – единственное, когда не отказываешь себе в мечтах. А наши мечты – это и есть настоящие мы, во всей полноте. Естественно, потом приходится отказаться от многих амбиций, и к старости мы добираемся уже в сильно сокращённой версии, так и не реализовавшись до конца. Старость – это и есть прекращение стремлений. Ну, да ладно, что грустить? В общем, у нас не было ничего, но все были молоды, вечно счастливо несчастны и полны надежд. Тогда я и влюбилась… Ну, что тут можно сказать? Ведь о любви рассказать невозможно… Его голос… Нежный и глубокий. Осанка, взгляд, походка – я любила в нём всё. Его слова и его молчание, его улыбку и грусть… А руки… Его худые, но сильные руки, которыми он обнимал меня, эти нежные длинные пальцы… Короче, мы не расставались. Днём, ночью, в веселье и в горе – везде мы были вместе. С ним были открыты самые потаённые струны моей души, о которых я даже сама не подозревала... Оставила всё и переехала к нему, хотела, чтобы это продолжалось вечно, но… В одной из компаний, где мы часто появлялись, я сразу заметила конкурентку. Эти знаки внимания, нечаянная близость, лесть, улыбки, ложная смущённость, провоцирование жалости… Я поняла, что мой Эдем скоро будет разрушен. Ревность, спросите вы? А что вы знаете о ревности? А о любви? Люди часто путают желание обладать с любовью. Желать возлюбленному только лучшего, пусть даже и с другой. Быть счастливым пониманием счастья другого. Давать, а не брать. Вот только это и есть любовь. Любовь не имеет никакого отношения к собственности. Если честно, я бы и смирилась, но по характеру соперницы было понятно, что она не допустит и капли внимания в чью-то сторону. Она хотела обладать им целиком. Она его получила. Так я осталась одна… Ну, что ж, жизнь не останавливается, только делает нас грубее и твёрже. Много лет я была всеми забытой, потом встретила, наконец, человека добродушного, но немного неловкого, уже в возрасте. Всё у него вечно не получалось, всё непонятно на какой лад. Тогда я часто расстраивалась, но никогда не сердилась на него. Не все хорошие люди успешны, это нужно понимать. Важно ценить в человеке человека. Согласитесь, не все способны пронести настоящую человечность через эту жестокую жизнь. Но... Опять «но»… Да, я была с ним до конца, и он меня по-настоящему трогательно любил, может быть, и немного неумело, но так, как только мог. Он умер… Прошли годы, и волей какого-то случая я оказалась наедине с симпатичным молодым человеком. Он сначала мне понравился, мы стали жить вместе, но настоящих отношений у нас так и не завязалось. Наверное, я просто для красоты у него была. Так, в молчании, и жила много лет. Потом мы переехали, мне выделили какой-то чулан, и давно уже никто за мной не ухаживает. Я уж ссохлась вся, совсем старухой стала и думала, что жизнь закончилась, но...