Конечно, мы сразу замолчали, уставившись на него.
- Ну ладно… Такое дело… Короче, выхожу утром, а по всей тачке царапина – от заднего крыла через обе двери.
- Ох! Но мы же сегодня…
- Да я не стал показывать просто, чтоб вечер не портить. С пассажирской стороны. С вмятиной, прикиньте?
- Зацепил где-то и не заметил? – спросил я.
Тут друзья так посмотрели на меня, что я понял, что основная версия – другая.
- И чё? Твоя, что ли? – тихо спросил Андрей.
- Кто их знает?.. Я сам так сначала подумал, предъявил ей даже, а она как взбесилась! Кричит теперь, что баба, и, значит, было за что!
- Что баба, это-то и дураку понятно, – Андрей посмотрел на меня. – А может, это всё-таки жена такую подлость сотворила? И месть, и повод для шантажа?
- Да кто их разберёт? Хитрые они.
- И что теперь?
- А вот.
Надолго воцарилась тяжёлая тишина.
Внезапно у Макса зазвонил телефон.
- Всем молчать! – чуть ли не заорал он.
Конечно, все были взвинчены, но в приказе молчать не было никакой необходимости. Над столом и так висела гробовая тишина. Все только и думали о ситуации, в которую попал Макс. С вмятиной – это, конечно, подло. Выводить теперь? Всё равно потом можно увидеть. А если цвет по оттенку чуть не попадёт? Ездить будто на перекрашенной? Да, невесёлые дела…
Разговор по телефону у Макса тоже был странный. Собственно, Макс ничего не говорил, лишь кивал угрюмо. Наконец, он нажал на сброс. Номер звонившего я так и не увидел. Поэтому мы долго молчали.
- Ну что, по домам, наверное?
- Да, пойдём потихоньку.
Домой я вернулся уже рано. В смысле, уже было поздно, чтобы быть поздно – занималось утро. Было светло, свежо и прозрачно. Как ни странно, кошка сидела под дверью и даже не мяукала, только прижала уши и поспешила прошмыгнуть, когда я открыл. Как она нашлась?
Любимая мирно спала. Спала очень красиво.
Раздеваясь, за воротом свитера я вдруг увидел маленькую булавку. Трогательное чувство окатило меня теплом. Надо же, уже позаботилась! Какая же она всё-таки у меня хорошая! И я подумал, что у неё очень красивый номер – восьмёрки, четвёрки, нули... Очень скромный и уравновешенный.
В общем, хоть вечер был сумбурным и тревожным, заснул я с хорошим настроением. Всякое ведь бывает в жизни, но во всём есть светлые стороны. Правда ведь?
Только одного до сих пор не пойму – как кошка догадалась, что мы не будем искать её на верхних этажах? Вот же хитрая тварь...
ВНЕ СНА
Накрапывает... И будто ни начала, ни конца... Мокрый ветер. Перрон. Женская фигура. Инвалидная коляска. Ребёнок. Смутное воспоминание... Знакомы? Всё туманно. Красивая... Что я здесь делаю?
Нужно помочь. Жалость? Трудный выбор. Мать-одиночка. Ребёнок-инвалид. Зависимое положение? Гордая. Влечение. Бархатные бугорки кожи. Откуда-то всё известно. Жаль, что не знал Вас раньше. Что Вы, это просто вежливость… Позвольте помочь. Нет, не волнуйтесь.
Осторожно. Товарный вагон, сломанная задвижка, рассыпанные монеты. Гора монет. Трудно идти. Конечно, берите, сколько хотите. Нет, у меня есть. Ноги вязнут. Тяжело.
Ребёнок в коляске гыкает. Мычит. Большой уже. Смотрит, улыбается. Кажется, понимает всё. Не осуждай меня, любимая. Папа, мама, не осуждайте меня. Я должен нести.
Огоньки внизу. Тяжело. Чёрная и белая мышь.
Скоро дойдём, малыш. Ничто ни на что не влияет. Логично. А вон и машина. Давай на руки. Садись. Коляску назад.
Опять дождь. Знаю тебя, малыш. Не помню откуда, но знаю. Тебе тепло? Ехать удобно? А вот и центральный проспект, скоро улица, где все должны встретиться. Есть такое место, где всё встречается. Страница порвана.
Капли. Капли на стекле. Мелькают указатели городов. Светает. Странно, не узнаю места. Давно здесь не был. А как давно? Годы. Незаметно, а как вчера…
Надо же, дорога портится. Грунтовка. Города нет. Незнакомо всё. Все дороги здесь сходятся, а не расходятся… Чёрные люди…
Нет, нам не сюда! Опасно! Едем отсюда! Как же мы забрели? Чёрные люди. Памятники! Они хотят запереть нас здесь! Бежим! Давай на руки, чёрт с ней, с машиной, бросаем всё, бежим… Трудно-то как! Ноги как ватные. Ух, вырываемся, кажется…
Поле. Брошенные кем-то велосипеды. Тысячи велосипедов на обочинах. Шарики, ленточки. Никого. Оторвались. Нехорошее место. Идём скорей. Тяжёлый ты. Нет, вон люди. Посиди здесь, малыш, я спрошу их и вернусь. Эй!
Чёрный человек. Снова. Не один. Самая большая ошибка. Самая страшная.
Бить. Прямо сейчас. Вперёд. Последний. Значит, не миновать. Боль. Не важно. Нельзя обернуться. Это сон. Он закончится. Я не могу оставить тебя здесь. Сейчас пробьюсь. Подожди, малыш! Мы уйдём отсюда. Я тоже тебя узнал.
Что-то оглушительное. Нельзя смотреть. Не отвернуться. Вспышка.
Дети. Свет. Яркое солнце. Сотни детей. Тысячи. Флажки, ленточки. Сплошной поток. Целая колонна. Вся дорога. Везде. Боль в боку. Где ты, дитя? Боль. Бегу. Где ты? Имя. Не узнал имени! Жарко, как жарко...
Всё тает. Смазывается. Исчезает. Пусто всё. Снаружи, внутри. Везде. Занавесом ливень. Мир рушится. Дождь. Мутные потоки. Очертания плывут. Значение, цвет, смысл. Ничего нет. Пустота. Жар. Струи текут по лицу. Плакать. Никто не увидит. Нет никого. Ничего.
Каждый раз, просыпаясь, я пытаюсь отмотать назад… Закрываю глаза. Сон тащит пустое тело в свою тёмную мглу, но тщетно. Нет. Туда уже не вернуться. Пятна видений постепенно тают, словно иней на солнце, и со всей очевидностью проступает отчётливая серая реальность. Но что есть эта реальность? Чем она правдивей сна, если лишь там мы и есть настоящие? Неспособные играть из себя кого-то, полностью нагие своим собственным «я». Окончательно очнувшись, я тяжело вздыхаю и долгое время лежу, уперев взгляд в пол. Есть вещи, которые не отмотаешь назад. Смерть, измена, сон, экзамен, предательство и, кажется, что-то ещё…
И вот обычный день. Звонки, заботы, столбики цифр, цены, слова, шаги, минуты, надежды, запахи, действия и решения. Ручьи и ручейки. Неумолимое течение. Поток. День. Ещё день. Месяц, следующие месяцы. Годы. Всё правильно. Всё, как надо. Всё хорошо. Осень сменится весной, а та – снова осенью. Мелькнут ярким калейдоскопом листья, вспыхнет багрянец в окне и снова сотрётся, словно мимолётное видение. Всё одинаково, всё объяснимо.
Но иногда я слышу.
Не нужно смотреть. Не нужно оборачиваться… Тело вздрогнет вдруг, случайно выхватив из этой реальности забытую картинку сна. Сна ли? Что-то знакомое пронзает насквозь…
Колонной. С цветами, лентами, шариками. Идут. Идут по улице нерождённые дети. Я вглядываюсь в лица, пытаясь узнать.
НА СТОЯЩИХ
Есть у меня друг – куда бы ни пошёл, всё время превращается в столб… Всю жизнь знаю его – с детства таким и был. В принципе, ничего плохого в том нет, натурально, стоит себе, попирает небо и землю, пучит глаза свои добрые, да не понимает, что делать дальше. Бывает, посетует кто: «Семён, ну, ты, как всегда, в самом деле…» Но ничего особенного не происходит, обычно кто-то всегда подсказывает ему, куда двигать, и он охотно соглашается. У нас у всех, как правило, всегда есть ответы, как поступать дальше, а беда Семёна в том, что он думает над тем, что делать, да не может решить. Такой вот единственный думающий человек.
Наш посёлок давно уже стал окраиной большого города. Суета какая-то, маршрутки, новые люди. Неуютно стало. И Семёну теперь тоже неуютно. Раньше ведь все его здесь знали. По детству, бывало, ловили нас, нашкодивших чем-то, ругали, да и уши обрывали, и шлангом перепадало, а его только пожурят: «Сёма, Сёма, ну что ж ты с этими связался-то?» Знали все, что он и замыслить плохого не умеет, зато помочь всегда безотказный, вот мы его и втягивали в проделки свои. К примеру, черешню воровать, самую раннюю, майскую – как без него? «Сёма, подсоби!» Он – высокий самый, подсадит, хоть даже и над забором – крепко стоит, держит, терпит. А тут и облава! Крик, ругань! Все врассыпную, а он стоит, как столб, улыбаясь виновато…
Теперь не так уже. Сам слышал порой, как кто-то: «Эй, ты чё встал тут, как вкопанный? Прозрачный что ли?» А суть-то в том, что Сёма как раз на своём месте всегда. Это тот, кто задаёт вопрос, ещё не определился со своим местом в жизни. Но как им объяснишь? Несколько лет назад случай неприятный произошёл, я за Семёна вступился, с тех пор мы близки как-то стали, ведь когда выросли, жизнь, конечно, развела, перестали общаться. Я не задира, да и не храбрец, если честно, но отвернуться не смог. Пошёл в магазин за покупками, а там компания какая-то над Семёном словоблудит. А он и не знает, что ответить. Стоит, хмурится. А они измываются. Откуда у людей эта жестокость к другим? Хотел я просто его увести, не грубил, так подонки и на меня наехали, ведь жертву у них увожу. Тут всё и началось. Семён-то, оказывается, и навалять может, просто жалко ему, видимо, в человеческое лицо ударять. Но другу-то он всегда поможет, это известно. Чужаки об этом, конечно, не знали. Теперь знают. Бум! Бум! Будто где-то мерно звонил колокол, возвещая призыв к бдению, или мне так казалось... Конечно, и нам тогда здорово нашлёпали, да и мандраж потом ещё недельку потряхивал, но в тот вечер мы долго ещё смеялись с ним, обнявшись. От стресса, видимо. На том и сдружились заново.