Все здесь должны. А чтоб не быть должным, нужно платить. Платить самому. А это тяжело. Но отменить плату – это перестать жить. Потому что жизнь имеет цену. А какую цену жизни ставишь, такая и жизнь.
Но было сказано: «Каждому дано по силам его».
Не можешь купить зонт – искать тебе чужую крышу. Посмотри на небо. Что сулит оно сегодня? Взгляни на людей, которые идут, едут и работают не для себя. Замри и почувствуй. Это было. Было уже. Пройдено. Прочувствовано. Прожито.
Пойми: это чужая жизнь.
Раскрой ладони. Возьми. Это опавший лист, летящий к тебе. Что он может сказать? Что он видел? Что пережил? И каков голос его? Он умер, но говорит.
Он говорит тебе о смерти. Говорит о времени, о жизни, и об освобождении. Пойми его – и наделишь смыслом его прошедшие жизнь и смерть. Ибо смысл в том, что каждая жизнь должна что-то сказать.
Ибо сказано: «Всё вокруг хочет сказать, но не всем слышать».
Слышащий да услышит. Живи жизнь так, чтоб ею сказать. Плохое ли, хорошее – нет разницы. Искренность отменяет все понятия. Ибо настоящее не нуждается в искусственном. Ведь сказано: «Дела ваши скажут за вас».
Всё, чем обладаешь, делает несвободным. Дай в дар всё, что захотят унести. Хорошее ли, плохое – пусть берут. Временное – тяготит, а вечное – не по силам забрать никому. Ибо неисчерпаемо настоящее. И не убудет тебе. Ибо богат лишь дарующий.
Каждый ищет себе господина. И каждый найдёт его. Но не всем дано найти в себе. Ибо ноша тяжела. Но это твой день. Необычный день. Стрелка бежит по кругу, и кажется всем, что будет так и завтра, и через месяц, и через тысячу лет. Но мало кто помнит: нет одинаковых дней. Ведь сказано было: «Не дано войти в одну реку дважды».
Кончается этот день. Кончается бег. Люди спешат к себе, зная, как мало у них на себя. Надеясь завтра прислушаться к себе, уделить больше себе или забыв об этом. Но завтра повторят уже прошедший день. И так и останутся проживать один и тот же день. День, которого нет.
Мёртвые хоронят своих мертвецов. Оставь их. Встань и иди. Ты свободен. Нет нужды спешить тому, кто успел. Пустотой кончается этот день. Но ничто не содержит так много, как пустота.
Ночь. Ты входишь в неё один. Это твоя ночь. Ты всегда любил её, ибо сказано: ночь скрывает. Ты всегда хотел скрыть. Не задумываясь – что. Но ведь и не было у тебя ничего. Так почему ты любил ночь?
Было сказано: «Более всего стремятся скрыть пустоту».
Ты смотришь в зеркало. Проводишь по волосам. Нет пустоты. Но нельзя узреть то, чего нет. Она внутри. Пора. Сидя в такси, ты смотришь в стекло. Близкий и манящий холодный водоворот ночного города. Твоего города. Видишь людей? Они идут, едут, бегут. Они спешат воздать что-то себе. Наконец-то себе. Но никто не знает – как. И они ищут.
Ибо было сказано: «Всё, что живёт – ищет».
Города отобрали у них очаг. Но древняя память зовёт их. Город холоден, но полон огней. И, словно бабочки, теперь тянутся они к этим огням. Никто уже не помнит – зачем.
Ведь сказано: «Нет глупости в тех, кто стремился к свету, но и не является злом то, что оплавило им крылья».
И все хотят быть свободными, и жить. Но возводят стены. Чтобы укрыться. Возводят ограды. Чтобы отгородить. Спешат перестать спешить. Чтобы остановиться. Чтобы не быть здесь. Остановиться – это перестать жить. Не быть. Так всё спешит умереть.
Но было сказано: «Лишь кто тонет, избавляется от всего лишнего».
Музыка. Столетия технологий возвысили её силу. Качество звука, громкость – есть ли предел? Громкость, близкая к летальной, не оставляет выбора – ты погружаешься в тысячу вспышек, улыбок, касаний, ритмов и звуков. Один. Будучи абсолютно один.
Ведь было сказано: «И в толпе полно одиноких».
И всегда догадывался ты, что один. И чтобы не быть одному, всегда ты искал её. В этом шуме и этом огне. Шёл к ней, брал её. И брал что-то тяжёлое – то, что кажется лёгким, и селил это в уста свои, в чрево своё, и туманился разум твой. Потому что ты боялся. Боялся вдруг начать чувствовать.
Ибо знал: «Чувствовать – это открыться, открыться – быть уязвимым».
Но сегодня не будет так. Всё, что тянуло тебя, ты отдал. И не стало страха. И стало легко. Ибо свобода – это отсутствие страха. И ты поймёшь, что не здесь место твоё. Выйди или останься – нет разницы в том. Ибо сказано: «Ищущий да обрящет».
Откройся. Будь раним. И смотри. Смотри день или век – и ты увидишь её. Узнаешь. И она увидит тебя. Она увидит силу. Люди преклоняются перед силой, ищут её и идут за ней. И она пойдёт за тобой. Не говори ничего. Слова возводят рамки, а большому в них тесно. Пусть между вами сегодня возникнет большое. Безграничное.
Введи её в дом свой, и скажи: «Бери, это твоё. Ибо не нужно мне то, что ни для чего. А если найдёшь ты слова, чтобы сказать, для чего это, то останься здесь и раздели эту жизнь. Ибо мне нужен смысл».
Вслушайся и услышь. Ты услышишь, как тихо капли текут по щекам её. Эти капли – последнее, что осталось в нас от древнего океана, частью которого мы были когда-то. И сними эти капли осторожно ладонью своей. И укрой грудью своей глаза её.
Ибо с каждой такой каплей этого океана в нас становится меньше.
И увидишь ты в каплях её, что много в ней нужды. Много стен и оград. Что много спешки, а мало времени, и мало что для себя. Посмотри ей в глаза и спроси: «Почему?»
И она захочет сказать тебе так:
«Смотри. Что, если не тюрьма это, если лишены радости живущие здесь? Чистого воздуха, пения птиц, касания трав. Что это, если не тюрьма, если приставлены к нелюбимой работе? Вынуждены отдать чужим детей своих, не имея времени помимо себя? Помимо труда для одного себя, от которого не взрастает ничего, не делает свет лучше и не даёт плодов... Что это, если каждый ест то, что вредно ему, пьёт то, что вредно ему, и дышит тем, что убивает его? Что это, если каждый из идущих мимо боится? И каждый говорит: видишь, страшно вокруг? Всем нужны стены».
И скажешь ты: «Не бойся. Есть много, что крепче стен. И мы крепче».
И скажет она: «Но если буря налетит и разметает всё, что строили мы?»
И скажешь: «Поставим не стены, а паруса».
И снова потекут капли её. И в них ты не увидишь больше нужду, а увидишь себя и поймёшь, что это отражение – единственный настоящий ты, и поймёшь, что такие же капли и у тебя, а, значит, вы оба – части одного океана, а точнее – и есть один океан. Возьми её руку. И не говори слов.
И живи так день, месяц и век. Ибо всё это одно, когда время перестаёт бежать. А время перестаёт бежать в тех, кто счастлив. Потому что много дней, и каждый из них разный, и каждый из них – целая жизнь, а может, и вечность.
И сказано будет тобой: «Счастье – это познать».
Так передастся знание внукам твоим.
ПРИТЧА ПРО ИСТИННЫЙ ВОЗРАСТ
Давным-давно, в начале месяца хамаль 1391-го года хиджры по персидскому календарю, его путь пролегал по пыльной земле древнего Бамиана. С синего неба яростно жарило весеннее солнце, но на серых камнях ещё белели крупные наросты снега. Объёмный рюкзак, коврик, крепкие ботинки – что ещё нужно для хорошего путешествия? Как и многие путешественники, он путешествовал, не ставя целей, а просто по зову души, ещё не зная, что целью пути бывает и сам путь. Грунтовка, шедшая по краю небольшой долины, мягко отзывалась на его шаги. Ни души вокруг – горы, камни, стрекот сверчков.
Странно. Здесь год 1391-й, а у нас? Кажется, 2012-й. Погружение в этот быт уже заставляет вспоминать – какое сейчас календарное число на родине, вынуждая прибавлять годы и лунные декады к исламскому летоисчислению, а не наоборот… Что значит эта разница в шесть веков?
Где-то внизу шумит. Пора отдохнуть. Сойти с дороги на изумрудную молодую траву, к шумящему внизу ручью, стекающему из-под талых снегов. Погрузить в него руки. Напиться. Набрать воды. Бросить камень, улыбнувшись мелкому всплеску, лечь на спину и возвести глаза к синему небу... Разве не для этого придуманы путешествия? Сладкая истома накопившейся усталости. Барашки-облака…
Растянувшись на зелёной лужайке и наслаждаясь томной прохладой, он вдруг обратил внимание, что на вроде бы хаотично расположенных белых камнях вокруг выгравированы закорючки персидских цифр. Именно цифр – они похожи на наши, а алфавит фарси всё ещё было лень учить. И что это? Ещё какие-то чёрточки…
Господи! Лежу посреди кладбища! Подъём!