— Точно — высокая температура, — сделал он выводы на основании чего? Того, что почувствовали его губы, моей рассеянной улыбки или того, что я не согнала его с постели? Но он не делал ничего плохого — просто обнимал меня и гладил по щеке приятно холодной рукой.
— Ты мыл руки холодной водой? — сонно бормотала я: — Я заразная, наверное, лучше тебе уйти. Первый день для меня всегда очень… трудный, но если спать… если ты дашь мне выспаться, то все быстро пройдет — я всегда выздоравливаю во сне.
— Катя, как тут с медикаментами? Есть ограничения на покупку лекарств в аптеках, ты не знаешь? — шептал он мне на ухо, перебирая прядки моих волос.
— Я контрабандой провезла много всего — бабушка передала папе кучу лекарств, ищи в шкафу или столе, — призналась я, прикрывая опять глаза.
— Ты точно шпион, — встал он и принялся за поиски.
Скоро я опять была разбужена.
— Катя… нужно измерить температуру. Бабушке нужно знать. Подними руку, пожалуйста… вот так… умница…
Дальше я послушно принимала таблетки и кашляла… кашляла. Спала. Пила теплое и кисло-сладкое, а потом очень вкусный куриный бульон — необыкновенно вкусный. И немного сердилась на Георгия за то, что он дергает меня делать все это — я же объяснила, что первый день всегда сплю, почти беспробудно. Но он все сидел рядом со мной и тихо говорил, а я слушала, как убаюкивающую, успокаивающую музыку:
— Я прошелся тут, посмотрел… нашел рынок, купил там курицу… очень вкусная курица, только варилась долго. Ты что больше всего любишь — ножки, грудку или крылышки?
— Я… они издевались надо мной, — жаловалась я на своих родственников, — шутили так. Когда маленькая была… говорили, что самое вкусное в курице это офицерский кусочек. Это гузка…, куриная гузка, — и раскашлялась, потому что смеяться не получилось.
— И знаешь — что самое страшное? Мне до сих пор она нравится, но ножки все же больше, только без кожи. Сейчас не хочу ничего — только пить.
— Это нормально, — бубнил он мне в ухо, незаметно опять оказавшись рядом, и гладил по голове, как ребенка, — когда температура — аппетит всегда пропадает.
— Жор… это называется — жор… — тянуло меня на детские воспоминания, — ты не суетись так. Первый день я сплю, потом несколько дней кашляю, а потом все быстро проходит. Все будет хорошо…
— Будет, обязательно будет, — усыплял он меня своим тихим шепотом.
Температура еще поднялась к следующему вечеру, а потом было все, как я сказала — просто кашель и слабость, как и у всех во время болезни. В самом начале сквозь полудрему я видела Георгия урывками, мельком — как сидит рядом и смотрит в сторону окна или на меня, или внимательно и сосредоточено изучает инструкции к лекарствам… В первый день он ходил за мной до туалета — следил, чтобы не упала. Я не сердилась — бабушка делала так же, хотя падать я не собиралась. Спал он на папином месте.
На третий день, убедившись, что я выздоравливаю, он исчез на полдня, а потом отчитался:
— В две крайние комнаты заселились два немца, я показал им, как пройти к пляжу и еще пару мест, где можно спокойно посидеть и вкусно поесть. В экскурсиях они не заинтересованы, зверски устали и хотят исключительно пляжного отдыха. Все нормально.
— Наши немцы?
— В каком смысле? — не понял он.
— Немцы из России, бывшие наши? Они все говорят на русском, — объяснила я, с удовольствием вдыхая свежий уличный воздух — мы сидели на террасе, куда мне уже разрешалось выходить.
— Нет, немцы не наши — чужие немцы, — улыбался он опять, — но тут без проблем — я свободно владею немецким.
— Да? — позавидовала я, — а я — только английским и то… больше техническим.
— Изучал и английский, но моя основная специальность — фарси, три основных диалекта. Я закончил факультет переводчиков ВУМО. Должность в Федеральной службе мне предложили уже после него. И с Олегом я командировался, как переводчик. Те ребята, которых они брали, были с Ближнего Востока. Я участвовал в переговорах, потом должен был переводить на допросах.
— И остался потом без работы? Твои знания оказались не нужны? Ты же мог переводить и с ногой… хромым.
— Какое-то время так и делал. Но раньше моя работа была в постоянных командировках и поездках. Будни… часто они были… не очень. Я уже втянулся в это и продолжал бы — просто по инерции. А ситуация с Леной… она стала переломной. Кстати, работу у Дикеров мне посоветовал человек, с которым мы раньше работали очень плотно… вместе, — перевел он разговор с не очень приятной для себя, очевидно, темы. Мне уже было понятно это, я потихоньку училась понимать выражение его лица — по прищуру глаз, движению бровей, улыбке или ее отсутствию… И я подхватила разговор, раз ему больше не хотелось о прошлом: