— Кровь, тут кровь, — бормочу я себе под нос, и вдруг меня швыряют, и я больно падаю коленями и животом на усыпанную каменной крошкой дорожную обочину. Резко выдыхаю воздух — его выбивает из груди туша мужика, тяжело навалившаяся сверху. И одновременно с этим гремит взрыв, а я хриплю-у-у… кричать не могу — легкие зажаты. В панике конвульсивно дергаюсь под тяжелым телом, тяну шею, жадно пытаясь вдохнуть, но вдруг как-то разом становится легче — он сначала приподнимается, а потом и вовсе встает с меня.
— Коза… права купила, — делает очевидный для себя вывод, даже не пытаясь помочь мне встать. В его голосе вселенская усталость, другими словами просто не передать…, а я понимаю, что ему тоже нужно время. Для него тоже все прошло не так просто. Я и сама до сих пор будто вибрирую внутри, мне не до мелких обид, я сразу же забываю все то, что он рычал в мою сторону — всю эту ерунду.
Он стоит и смотрит, и я тоже смотрю, сидя на грязной и колючей от мелкого гравия земле, как внизу пылает мой Жучок. Жирный черный дым столбом поднимается немного вверх, потом этот столб будто ломается и клонится в сторону, а дальше льнет к земле, стекая в глубину оврага. Его треплет там легким ветерком, как траурный флаг. Букашку жаль до безумия, но себя в сто раз жальче. Ноге горячо, кровь заливает штаны, и я пытаюсь свести вместе разрезанные края ткани. Руки подрагивают, а пальцы не желают слушаться. Мужик оглядывается.
— Не лезь к ране, убери руки. Сейчас окажу… Это где-то кусочек стекла остался — распороло.
Отрезвляет не жесткость его тона — это мне как раз понятно, и даже не боль… приводит в себя не к месту уютное и мягкое — «кусочек». Не кусок, а почему-то — кусочек. Господи… пробирает меня ознобом с макушки до пяток — я же сейчас чуть не сгорела живьем!
Все так же сидя на сырой обочине, дергано достаю из кармана куртки телефон — самую простую Нокию с минимумом функций, нам разрешается иметь только такие — никаких смартфонов. Набираю 112 и слушаю перечисление вариантов, выбираю из них полицию. Отвечают неожиданно быстро, и я говорю:
— Меня хотели убить, подстроена авария. Машина сгорела, но меня успели выдернуть.
— Девушка, — женский голос звучит спокойно и уверенно, — по порядку, пожалуйста — ваше имя, где вы…
— Я Катерина Мальцева, работаю в Шарашке, меня хотели убить, — упрямо и сердито повторяю я, а голос предательски дрожит.
Тон голоса моей собеседницы немного меняется:
— У вас своя служба безопасности. Почему вы сразу не вызвали…
— Я хочу заявить о покушении на мою жизнь на автомобильной трассе, — перебиваю я, — на пятнадцатом километре в сторону Торошина. Жду вас здесь.
— Медицинская помощь нужна? — интересуется напоследок моя собеседница.
— Нет… нет, не нужна, — останавливаю я взгляд на возвращающемся ко мне спасителе — у него в руках автомобильная аптечка.
— Нужна следственная бригада или кто там у вас обычно? — заканчиваю уже почти шепотом.
Мужчина уверенным движением раздирает на мне джинсы еще сильнее и закрывает длинный порез содержимым перевязочного пакета, потом плотно бинтует прямо поверх разодранной штанины широким бинтом. Я смотрю, как он это делает, радуясь, что в рану не попала грязь — я как-то извернулась в падении, оберегая место пореза.
Прямо за его спиной — столб черного дыма, но к нам запах гари не доносится, я слышу только резковатый запах его парфюма — подчеркнуто мужской, мне такой не нравится. Когда перевязка закончена, он подает мне руку, и я улыбаюсь ему сквозь слезы. Они плывут и плывут из глаз, и ничего с этим не поделать… я даже не понимала, что плачу.
Потихоньку начинаю приходить в себя, внутри поднимается теплая волна благодарности, перетекая во взгляд и улыбку, предназначенные ему — этот человек только что спас мне жизнь. Смотрю на протянутую руку и мотаю головой, отводя с лица рассыпавшиеся волосы — нет, я пока не уверена, что смогу устоять на ногах, внутри все продолжает дрожать, как холодец.
Мы некоторое время ничего не делаем и просто молчим, а мимо нас медленно проезжают машины, притормаживая, буквально проползая — в ту и другую стороны. Водители высматривают подробности аварии, крутят головами от горящей машины на меня. Что они все поголовно думают, я примерно себе представляю — основную мысль уже озвучил мой спаситель. Он молча смотрит на меня, больше не настаивая на помощи. Потом спрашивает, показывая на видеорегистратор:
— Куда его? Ты сказала правду? Это тот мотоцикл?
— Подними, пожалуйста, — прошу уже сама, протягивая ему правую руку. Хочется встать. И не знаю, что ему ответить — я почти не помню момент, предшествующий аварии, в голове будто затерты те пара секунд. Чтобы восстановить их в памяти и понять, что произошло, мне необходимо успокоиться и попытаться вспомнить, а еще лучше — увидеть запись регистратора. Но сразу понимаю, почему в голову пришла мысль о покушении на убийство, если речь идет о мотоцикле… это случилось опять. А значит, опять я действовала, как женщина — предсказуемо неправильно. Наверное, где-то существуют исключения из понятия «баба за рулем», но я не из них, к сожалению. Мужчина осторожно тянет меня на себя, обеспокоенно глядя в глаза и отслеживая мою реакцию, потом подхватывает под поясницу, поднимая с мокрой земли.