– Преступления редко совершаются сумасшедшими людьми. В основном их совершают вполне здравомыслящие люди.
– Леша не убивал, – вновь повторила я и почувствовала, как затряслись мои губы.
– А кто? – спросил меня прямо в лоб следователь.
– Не знаю, – дрожащим голосом ответила я. – Вы милиция, вы и ищите.
– Мы-то найдем, – в голосе следователя появилась легкая угроза. – Но перед тем, как найти убийцу, мне бы хотелось услышать ваше мнение.
– Я вам ничем не могу помочь.
– А вы бы смогли убить любовницу вашего гражданского мужа?
– Я?!
– Вы. Ну, например, в состоянии жуткого отчаяния под влиянием аффекта?
– Да вы что, меня обвиняете? – незамедлительно всполошилась я. – Получается, вам нет разницы, кого за решетку сажать. Кто первый под руку подвернулся, тот и виновен. Вы, господин следователь, плохо сериалы смотрите. В них женщины, доведенные до отчаяния, стреляют не любовниц, а самих мужей. Только это не про меня.
– Я вас ни в чем не обвинял, – тут же попытался исправить ситуацию следователь и хмуро добавил:– Я всего лишь задаю вопросы, а все остальное установит следствие. Не волнуйтесь, оно обязательно найдет виновных.
– Хочется верить, что за решеткой окажется виновный, а не тот, кто просто проходил мимо.
Я посмотрела ясным взором на следователя и, не выдержав, прослезилась. Достав носовой платок, я постаралась взять себя в руки и успокоиться.
– Из-за чего вы расстроились?
– Как из-за чего? – опешила я.
– Но вы же утверждаете, что не знали эту девушку, что не были с ней знакомы? Вы плачете, потому что она мертва?
– Мне всегда жалко, когда кто-то умирает. Мне жалко эту молодую девушку, жалко себя, жалко Лешку, жалко нашу любовь, – нерешительно ответила я, покусывая свои губы.
Увидев, что меня всю трясет, следователь записал координаты моего гражданского мужа и сказал, что пока я свободна.
– В ближайшее время я вас приглашу.
– Зачем?
– Затем, что нам с вами придется еще неоднократно побеседовать.
– Я не убивала, – вновь повторила я и почувствовала, что еще немного, и у меня начнется истерика. – Если бы я была убийцей, то сбежала бы с места преступления и не вызывала милицию.
– В нашей практике было столько разнообразных случаев и хорошо разыгранных жизненных спектаклей! Но я повторяю еще раз, что вас никто и ни в чем не обвиняет. Возможно, вы постараетесь что-нибудь вспомнить.
– Что именно я должна вспомнить?
– Да что угодно! Сейчас вы в таком состоянии, что вам не до воспоминаний, но как только вы успокоитесь, то, возможно, припомните какие-нибудь новые детали. Вот вам моя визитка. Если вы что-то вспомните, то сразу звоните в любое время суток.
– А все-таки, что я должна вспомнить-то? – Я ощутила, как у меня сильно пересохло во рту.
– Ну, например, быть может, вы вспомните, что был момент, когда вы почувствовали, что у вашего мужа кто-то есть, что он с кем-то встречается, что у него появились собственные тайны, в которые он категорически не хотел вас посвящать.
Я хотела было возразить, но следователь жестом дал мне понять, чтобы я не торопилась с ответом, и попросил меня позвонить сразу, как только Алексей появится на горизонте.
– Вы должны мне сообщить о любом звонке, любом визите вашего мужа, и причем незамедлительно. Это же в ваших интересах. – Следователь протянул мне свою визитку и поднялся, закончив разговор.
Я кинула в его сторону безжизненный взгляд, сунула визитку в карман и вышла из кухни.
ГЛАВА 4
Когда я вернулась домой, у порога меня встретила взволнованная мать.
– Мама, ты что, у дверей, что ли, стояла?
– Я тебя жду, дочка, – еле слышно произнесла мать.
– Мама, но я же уже не маленькая! Почему ты так за меня волнуешься?
– Для меня ты всегда будешь маленькой. Когда свои дети будут, ты меня поймешь. Как я могу не переживать, если в твоей жизни произошли такие неожиданные изменения? Мы думали, скоро твою свадьбу сыграем. Страшно мне за тебя, ты ведь в таком состоянии можешь разных глупостей натворить.
– А что я могу натворить? – опешила я.
– Не знаю, – ушла от ответа мать. – Женщины, доведенные до отчаяния, способны на все. Ты же у меня такая вспыльчивая!
– Мама, но это не означает, что я должна потерять голову и наделать каких-нибудь глупостей.
Мать словно опомнилась и с надеждой в голосе спросила:
– Дочка, а ты что, без вещей? Вы с Лешей помирились, что ли?
Я молчала, потому что была не в состоянии ответить на мамин вопрос. Мое лицо исказила судорога, из глаз хлынули слезы.
– Мама, мне очень плохо, – только и смогла сказать я и бросилась к испуганной матери на шею.
Когда, наконец, я все же смогла успокоиться и рассказала матери о том, что же я увидела в нашей с Лешкой квартире, мама заметно побледнела. Выслушав мой рассказ, она не произнесла ни единого слова.
– Мама, ну что ты молчишь? Скажи хоть что– нибудь!
Мать сидела словно в ступоре и продолжала молчать. Не выдержав, я отвернулась к стене и вновь зарыдала.
Мать тут же опомнилась и попыталась меня успокоить. Она принесла мне стакан с водой, я сделала несколько глотков и поднесла носовой платок к мокрому от слез лицу.