Перекресов улыбнулся. И Сергей Варфоломеевич, заметив его улыбку, успокоился. Значит, секретарь обкома не обижается на него.
8
- Вот они самые и есть, долгожданные Желтые Ручьи, - показал кучер на незавидные избушки, расставленные неровно на краю оврага и ползущие на облысевшую бурую гору, где совсем немного сохранилось елей и сосен, и еще каких-то деревьев - не то лип, не то дубов.
А внизу, под горой, столпились белоствольные березки и яркой, праздничной своей красотой как бы подчеркивают бедность жилищ. И недавно побеленные каменные столбики у въезда в деревню тоже оттеняют эту бедность. Но они же, эти столбики, серьезному наблюдателю внушат, может быть, и ободряющее чувство. Кто-то же вкопал здесь эти столбики, и выбелил их, и окаймил для большей красоты черной краской или, скорее всего, печной сажей. Была, наверно, у того, кто это делал, какая-то веселая мысль.
- Батюшки, Григорий Назарыч! - всплеснула руками немолодая женщина, выглянувшая в распахнутое окно самой крупной избы, где над дверью прикреплена большая железная вывеска: "Правление колхоза "Желтые Ручьи". Батюшки! Да что же это такое? А Тихона Егорыча-то нет...
- Где же он? - спросил Григорий Назарович.
- В разбеге, - засмеялась женщина, завязывая на подбородке белый платок. - Я сама его жду. Беги, Никишка! - закричала она тут же мальчику, стоявшему у столба. - Беги на ферму. Может, там знают, где Тихон Егорыч. Скажи, что Григорий Назарыч приехали. И с ним, скажи, какие-то... представители, - оглянулась она на пролетку, из которой уже вышли секретарь обкома и председатель райисполкома.
Перекресов засмеялся. А Сергей Варфоломеевич опять помрачнел. Почет, выказанный женщиной Григорию Назаровичу, был явно не по душе Сергею Варфоломеевичу. "Вот комедия! - подумал он. Почти все неприятное определялось им этим словом. - И еще чего-то будет. Не иначе чего-то еще будет. И зачем я только взял с собой этого вредного щелконога Григория Назарыча?"
У правления стали собираться люди, в большинстве старики и старухи, несколько подростков. И нельзя сказать, чтобы они совсем не обращали внимания на секретаря обкома и председателя райисполкома. Нет, их, конечно, интересовали эти степенные люди, как всегда везде всех интересуют приезжие. Однако разговаривали и здоровались за руку колхозники только с Григорием Назаровичем. Видимо, он им был известен давно, а Сергея Варфоломеевича они не знают. А когда он сам узнал и назвал по фамилии одного старика, старик обрадовался, заморгал и засуетился:
- Ну да, я тоже тебя сразу признал. Только немножко усомнился. Больно полный ты из себя-то сделался. Раздобрел...
Замечание это нельзя было признать приятным. И Сергей Варфоломеевич уклонился от разговора со стариком. Да и на площади вскоре появился, видимо, сам председатель колхоза. Большой, сутулый, в выцветшей солдатской фуражке и в солдатских же старых штанах и гимнастерке, он тяжело опирался на суковатую палку, но шел все-таки довольно быстро, с сердитым выражением лица, точно стремился кого-то поскорее наказать. Но вот он поравнялся с пролеткой, увидел Григория Назаровича, и на буром грубом его лице, иссеченном морщинами, вдруг засияли молодые глаза.
- Григорий Назарыч! А я уж тебя и не ждал. Вот, скажи на милость, какая радость! А я думал, ты очень занятой. Не можешь вырваться к нам. Ну, смотри, как ты меня обрадовал...
Он пожал ему руку прямо-таки с хрустом и поглядел на председателя райисполкома.
- О, глядите, и Варфоломей Сергеич...
- Сергей Варфоломеевич, - поправил Григорий Назарович.
- Ну, это я извиняюсь, - не сильно смутился председатель колхоза. Редко видимся. А вы, наверно, и фамилию мою не помните?
- Почему же? - улыбнулся Сергей Варфоломеевич. - Тишков. Встречались.
- Тишков, вот именно встречались, - подтвердил Тишков и взглянул на секретаря обкома. - А вас я, кажется, знаю. Вы, наверно, будете товарищ Перекресов. Ну да, я вас видел в прошлом году на областном совещании. Вы речь говорили... - И опять повернулся к Григорию Назаровичу, точно боясь, что тот вдруг уйдет. - А тебя я, имей в виду, сегодня не отпущу. Я тебя арестовываю прямо на сутки. Ты у меня должен будешь тут кое-что поглядеть...
- Я погляжу, - пообещал Григорий Назарович. - Мне самому интересно на твои яблони посмотреть.
- Да что яблони! Ты погляди, что мы в Темном Углу делаем. Мы там весь кустарник, всю эту бузину свели. Сейчас будем сеять...
- Я погляжу, - еще пообещал Григорий Назарович и пошел через площадь.
- Должно быть, толковый человек, - кивнул в его сторону Перекресов.
- Толковый - это мало сказать. Первый агроном в районе, если не во всей области, - просиял Тишков. - Я у него учусь. Всю зиму, с моими ногами, по два раза в неделю к нему ездил. Он мне много чего хорошего в голову вложил. Брошюр одних сколько я от него перечитал. А также ответы дает на все вопросы...
- А что у вас с ногами?
- Ноги у меня, можно сказать, не свои, - постукал он палкой по носкам башмаков. - Одна, как говорится, искусственная - протез, а вторая болит. Может, тоже придется отымать. А жалко. Все-таки своя нога, она много значит. Частная, можно сказать, собственность...
Он шутил, и видно было, что в человеке этом, несмотря на его больные ноги и, наверно, значительный возраст, заключена большая энергия, живая и веселая. Она светилась и в его глазах, неожиданных на этом лице, словно вырубленном из бурого камня, каким богата, должно быть, вон та гора, по которой ползут подслеповатые избушки.
Перекресов кивнул на гору:
- Камень никак не используете?
- Как же это так не используем? Очень даже используем. Но ведь вот начальство не поддерживает нас. - Тишков показал палкой на Сергея Варфоломеевича, поставившего ногу на колесо пролетки и счищавшего щепкой присохшую грязь с сапога.
Он делал это, пожалуй, только затем, чтобы как-то скрыть свое, все еще продолжавшееся смущение. Неумная его затея - взять агронома вместо кучера - теперь и ему самому представлялась нелепой. Что это он, спьяна, что ли, придумал? И как он мог надеяться, что это не будет разоблачено? Перекресов, наверное, еще в дороге догадался. Конечно, Григорий Назарович мог всегда понадобиться для справок. Сергей Варфоломеевич не раз брал его с собой как живой справочник даже на областные конференции.
Всего ведь не удержишь в памяти, как ни старайся. Но Перекресов специально предупредил, что никого с собой брать не надо. А Сергей Варфоломеевич схитрил.
И теперь уже все покатится под гору. Перекресов теперь ничего ему не простит, ничего. И этот Тишков еще наболтает. Хоть вспомнить, что же Тишков просил у него зимой, из-за чего скандалил и еще на конференции из-за чего-то оскорбил его с трибуны!