— У меня установлен счётчик. Согласно его показаний я и плачу.
— А я поставила тебя в должники. Заплати 700 грн, а то за экономились совсем. Кто нас будет содержать? Мы должны получать зарплату и прибыль делать серьёзным дядям, а они дяди кушать хотят.
— Яценюк говорил нужно экономить.
— Это не для тебя он говорил, — сказала инспектор, — а то отрежем газ совсем, а за новое подключение заплатишь не только сумму долга, но и кругленькую сумму ещё и за подключение.
— Анастасия Павловна! Приходи на сверку, у тебя долг, — кричит инспектор по учёту тепловой энергии.
— Откуда может быть долг, если Вы сами ставите сумму в квитанции, и я её в полном объёме помесячно оплачиваю?
— Оплачивай долг и не морочь голову не нам ни себе. Дэньги давай! Дэньги… Серьёзные люди ждут твои деньги. Они пока ещё ждут, а лопнет терпение, отбирать будут.
— Я налоговый инспектор! Трепещи Анастасия Павловна! Трепещи!!! Я пришла по твою душу, — кричит женщина в строгом чёрном сарафане с папкой в левой руке.
— Я ничем не занимаюсь. Живу на одну пенсию.
— Га-га-га! — дико смеётся налоговый инспектор. — Ты задолжала государству. Я пришла описывать …
Стук в дверь. Проснулась в холодном поту, сижу и думаю:
— Прошли перевыборы мэров. Сменили премьер-министра Яценюка, а бесправие народа осталось. А закон? А уважение к человеку? Его как не было, так и нет.
Стук в дверь повторился и голос:
— Анастасия! Ты жива? Я тебя три дня не видела.
Открываю. Любка Хаджинова стоит, улыбается.
А может это вовсе, и не сон был? А это наша действительность. Инспектор стоит у дверей. Заглядываю за плечо Любки. Никого.
Любка в руках держит мои газеты. Разворачиваю, а там постановление суда. Уплатить Анастасии Павловне Арабаджи 136 грн. за переход границы.
— Но я не знаю, где эта граница. Я ни когда не покидала пределы Украины.
— Не расстраивайся Анастасия, — сказала Любка. — 136 грн. это ерунда. Умер Толик Кацуба. Пожил он мало всего 64 года. На похоронах было 20 человек. Похороны обошлись 9 000 грн. Стол обычный был, без ни каких излишеств.
— Я слышала, что за хранение только в морге 1000 грн. берут, — сказала Анастасия Павловна, — и не ясно, что лучше: жить или умереть?
Чёрная маска
Ночь в Испании — это время, когда шальные кабальеро выходят на «охоту» и делают необдуманные поступки. Их шаги и поступки … не благословляет Святой Януарий.
…Он вышел из дома и пошёл в направление борделя. Он не знал, что за ним наблюдают.
— Опять, пошёл к этой патаскушке Лауре, — прошептали нежные женские уста.
Кутаясь в накидку, она шла за ним, трепеща от злобы. Вы видели разъяренную львицу? Нет? А жаль. Вы бы знали, что такое настоящая женщина! Испанка! Благородных кровей!
Так они прошли 0,3 мили (полкилометра — пояснение автора). Он и следом она. Неожиданно крепкие мужские руки подхватили, и понесли её. От неожиданности она не могла произнести ни слова.
Она почувствовала, что её бросили на землю, подняли подол, раздвинули ноги, … Она выхватила из рукава спасительный кинжал и направила насильнику в чёрной маске лезвие прямо в бок.
…Но вдруг её рука обмякла, и она успела, только произнести:
— Энрико…
Мужская плоть со всей силой вошла в неё. Её царственные врата открылись. Тело затрепетало. Движения… Они были неимоверны. Они заставляли её трепетать, биться в конвульсиях, стонать. Так продолжалось долго. Когда она пришла в себя, брезжил рассвет. Она поднялась, оправила юбку. Чёрной маски рядом уже не было.
Много месяцев она приходила на это место, чтобы найти ту маску.
А он узнал, что это графиня Г (фамилию вслух даже нельзя произносить, она очень известная в Испании). «Чёрная маска» уехал из страны в далёкую Америку.
Графиня Г вышла замуж. Родила четырёх детей. Каждый год под её руководством высаживается клумба, где на зелёном фоне из чёрных роз высаживается чёрная маска, и она часами стоит перед ней, слушая стук возбуждённого своего сердца.
Рождение звезды
Идёт заседание благородных мухобоек. На повестке дня обсуждается «Творчество шарика».
— Для доклада по данному вопросу, вызывается красная мухобойка, — сказал председатель заседания мухобоек.
Красная мухобойка поднялась, она прошла к шарику и стукнула его своей плоской головой.
— Это тебе за неумение писать, — сказала она. — Смотрите, какой политик, а стихи… Ужас! Где рифма? Просто каламбур. Их можно читать только женщинам на интимных вечерах. Их нельзя выносить на обзор благородных мухобоек. Публика нас не поймёт! — закончила она и села на своё место.