— Чему ты учишь благородного Мальчика, сердце мое? — сказал солдат с благодушным смешком человека, абсолютно уверенного в любви к себе. — Мы — плохая компания для такого, как он.
Женщина улыбнулась ему навстречу и обняла его за шею, позволив лапать себя любым непотребным манером, на глазах у всех желающих смотреть. Н-До выскочил на улицу в злобе, тоске и крайнем возбуждении, досадуя на себя, на весь мир — и больше всего на Мать и Отца.
В тот момент ему казалось, что именно они лишили его всяких надежд на счастье. Скорбь смешалась с жестокостью в такую смесь, что ею можно было бы взорвать подкоп.
Н-До думал, что, возможно, не убьёт своего партнёра… по крайней мере, не убьёт его сразу. В последнее время он постоянно думал о женщинах — в день разговора с солдаткой у него, вероятно, хватило бы храбрости, любопытства и дерзости пойти к девкам. Н-До отправился бы прямо туда, не подойди к трактиру шальная парочка — Юноша У и Юноша Хи, ближайшие приятели.
Хи сходу принялся рассказывать о балагане на площади у храма, где за три гроша показывают морскую собаку, двухголовую змею и прочих мерзких тварей, а У добавил, что какой-то юный бродяжка там же танцует на барабане — и нельзя было сказать о непотребном квартале, чтобы это не выглядело глупо.
Н-До пошёл с ними к храму.
Морская собака оказалась совсем не похожей на собаку — скорее, на кошку, только без хвоста. На её круглой мокрой голове росли два пучка усов, как пышные плюмажи из белого конского волоса, а глаза напоминали круглые пуговицы; тварь плавала в кадке с водой, загребая лягушачьими лапами. Друзья посмеялись над ней, строя предположения о том, в воде ли спариваются такие твари или выходят на сушу, подивились странным монстрикам в клетках, похожим на храмовые картинки, изображающие мелких бесов, — и вышли из шатра как раз к началу танца.
Танцор, очевидно, ровесник Третьего Брата Н-До, не старше, представлял собой куда более захватывающее зрелище, чем самые отвратительные звери. Начать с того, что он не носил меча. Его рубаха была завязана под грудью узлом, открывая полоску загорелой кожи на животе, а штаны не прикрывали лодыжек. Волосы, выгоревшие до почти серебряного цвета, он заплел в косу и закинул за спину. На миг Н-До встретился с ним взглядом: взгляд танцора, насмешливый, презрительный и обещающий одновременно, сразу обесценил разговор с солдаткой. Н-До залюбовался его нервным лицом с тонкими чертами, как любуются солнечными бликами на лезвии.
Пожилой флейтист завел мелодию в сложном прерывистом ритме — и танцор вспрыгнул на барабан босыми ногами. Большой плоский барабан отозвался глухим гулом; танцор заставил его тяжело зарокотать, чуть улыбнулся толпе — и выхватил из ножен, спрятанных в рукавах, два узких клинка, ослепительно сверкнувших на солнце. Старинный танец — «Укротитель Молний».
Флейта звенела и лилась дождевыми струями, барабан рокотал тяжело и угрожающе, как далекий гром, а танцор окружил себя сиянием ножей, вращая ими так, что едва можно было уследить за движениями его рук. Повинуясь мелодии, он то внезапно замирал вместе с ней в позах, похожих на позы атакующей змеи, то делал несколько стремительных выпадов, в смертоносности которых никто бы не усомнился. Безумное сочетание полудетской беззащитности и отточенной техники ловкого хищника создавало нервное напряжение, действительно, предгрозовое, которое овладело толпой зрителей целиком. Оно не спало сразу, как кончился танец.
Флейтист убрал в футляр инструмент и протянул танцору, спрятавшему ножи, медную тарелку для подаяния. У тут же бросил на медь горсть мелочи — и был вознаграждён яркой улыбкой.
— Эй! — окликнул танцора мужчина средних лет, одетый, как зажиточный горожанин. — Кому ты принадлежишь?
Танцор остановился. На тарелку, которую он держал, продолжали бросать монетки.
— Я свободный, — сказал танцор, чуть растягивая слова на южный манер. — Хочешь драться?
Горожанин облизнул губы, вынимая вышитый кошелек.
— Не вижу смысла. Ты без всяких драк мог бы поменять свои бесконечные дороги, холод, голод и базарные танцульки на счастливую жизнь в тепле и довольстве…