— Какие мы дураки? — с интересом переспросил Валерка, пропустив мимо ушей мои слова про лампочки и гланды.
— Сущеглупые.
— Слушай, ты мне это запиши. Красивое слово, нужно запомнить.
Он задумчиво посмотрел на свою рогатку, сдул с неё какую-то несуществующую пылинку, поднял на нас глаза и снисходительно обронил:
— Вообще-то, ваши родичи и понятия не имеют, что такое правильная порка.
Валерка самый старший в нашей компании, поэтому иногда позволяет себе смотреть на нас вот так — немного свысока. Мы оба с интересом уставились на него, ожидая продолжения, но Валерка замолчал и снова занялся рогаткой. Серёга не выдержал первым и спросил:
— Ну и что же это такое по-твоему?
— Настоящая порка должна начинаться с психологической подготовки, — выговорив трудное слово, Валерка со значением посмотрел на нас.
Он любит красивые и сложные слова. Это его пунктик, и мы с Серёгой с пониманием относимся к этой его слабости. Плохо то, что новые для себя слова Валерка иногда, для тренировки, вставляет куда попало. Помня об этом, Серёжка на всякий случай переспросил:
— Может, «с психической подготовки»?
— Можно начать и с психической… — легко согласился Валерка. — Тоже должно неплохо получиться…
Он вздохнул, прежде чем продолжить.
— Мой отец, к примеру, всегда сначала топает ногами и пучит глаза. Они у него от этого кровью наливаются. Знаете, как страшно?…
Он помолчал, видимо, вспоминая последнюю порку, и продолжил:
— Потом следует что-нибудь крикнуть, да погромче. Я помню, когда он впервые заорал на меня: «Убью, сволочь!» — то чуть не обделался от страха. Это уже после я привык. Сюда же входит яростное выдёргивание ремня из брюк, потом погоня за жертвой. Потом её валят на пол, вытряхивают из штанов, да так, чтобы пуговицы по всей квартире брызнули. И только после всего этого начинается собственно порка.
— Подумаешь, прилетело ему пару раз по толстой шубе! — Валерка презрительно фыркнул. — Ты наверняка даже не почувствовал ничего.
— Почему это не почувствовал? — запротестовал я. — Очень даже почувствовал! Я почувствовал, как грубо попирается моё человеческое достоинство! Не знаю даже, как мне с этим дальше жить.
Друзья на мои слова только презрительно усмехнулись. Валеркина семья живёт на последнем этаже нашего подъезда. Наши с Серёжкой квартиры располагаются этажом ниже. Звукоизоляция в доме приличная, все так говорят, но тем не менее от воплей Валеркиного отца, когда он проводит свою «психологическую подготовку», у нас обоих стынет кровь в жилах.
Мы с Серёгой помолчали, прокручивая в головах только что описанный сценарий, переглянулись и он, почёсывая за ухом пригревшегося у него на коленях блохастого котёнка, сочувственно спросил:
— Слушай, а чего он тебя так зверски лупит?
— Зверски? — удивился Валерка. — Да, брось ты! Папка у меня, вообще-то, добрый. Просто у него такое расстройство. Мамка говорит, что он с войны вернулся психологически надломленным, и его до сих пор ещё не отпустило. И ещё она говорит, что он очень впечатлительный.
Я немного подумал над его словами и сказал:
— Я бы на твоём месте не менял рогатку. Если он у тебя такой впечатлительный, представь себе, что будет, если он эти фотки случайно найдёт и тех чудовищ на них увидит? Что, если он из-за этого окончательно психологически сломается и, находясь под впечатлением, тебя в окно выбросит. Я, к примеру, когда эти два мичуринских гибрида увидел, тоже сильно психологически надломился и уже никогда, наверно, не стану прежним. Ты не забыл, что вы живёте на пятом этаже? Нам с Серёгой будет тебя не хватать, поверь!
Серёга заржал, а Валерка усмехнулся:
— Не бэ! Что я, дурак, что ли, их дома хранить? Я их здесь, на чердаке, припрячу. А хочешь, я их тебе отдам?
Валерка оживился. Видно было, что идея ему понравилась.
— Пусть у тебя дома хранятся, а мы с Серёгой будем к тебе приходить и смотреть, а?
Я только покрутил пальцем у виска.
— Ты, Валерка, завтра сбегай в ту больницу и спроси, может быть они ещё не выбросили мозги вместе с гландами на помойку. Вдруг ещё можно назад пришить? А если скажут, что выбросили, сходи и сам в той помойке поройся. Может быть, чайки его ещё не склевали. Гланды не бери, бери только мозг! Смотри, не перепутай! Если забыл, как гланды выглядят, сейчас тебе Серёга покажет. Они у него ещё на месте.
— Серёга, открой рот пошире! — обратился я к приятелю, — Сейчас этот придурок будет твои гланды изучать. Заодно пусть посмотрит, что происходит с зубами от слишком частого употребления шоколадных конфет. В профилактических целях!
Серёга открыл рот, но не широко, и спросил Валерку:
— Слушай, ты не помнишь, когда мы этому балаболу последний раз снег за шиворот заталкивали? Мне кажется пришло время повторить. Как вы полагаете, коллега?
«Как вы полагаете, коллега?» — Нет, вы слышали это? Мы с Валеркой грустно переглянулись. Вот умеют же некоторые красиво и культурно выражаться! Регулярное и правильное воспитание да ещё и в полной семье — его ничем не заменишь!
Правда и материться Серёга умеет, как никто другой. Он в этом деле просто виртуоз! Сам Паганини, наверное, так не смог бы! Я такой красивый мат только один раз в жизни слышал. Это было, когда в порту один грузчик себе на ноги железный ящик с мороженной треской уронил. Я своими глазами видел, как от его воплей чайки с неба в море камнем падали. Тоже впечатлительные, наверно, как Валеркин папаша.
Валерка вздохнул:
— Это ты Серёга потому такой нетерпеливый, что тебя дома никто не цепляет. У тебя закалки нет. Попробовал бы ты хоть недельку пожить с такой выдергой, как моя сеструха, так тебе бы Сашка образцом деликатности, — снова этот значительный взгляд в нашу сторону, — и вежливости показался.
Я счёл за благо больше не цеплять их. Они оба лбы здоровые. Серёга на год старше меня, а Валерка почти на два, но почему-то заповедь «не обижать маленьких и слабых» усвоили ещё не вполне твердо.
С тех пор я точно знаю одно, — если хочешь наказать пацана, одетого в толстую шубу, за то что он катается на кусках снежного наста с 50-метрового обрыва, не стоит тратить время на глупые эксперименты с ремнём или электрическим проводом. Пусть провод даже будет скручен вдвое. Нужно сразу браться за штакетник. Это гораздо убедительнее.
Предложение дружбы
17 октября 1966 года
Сегодня на английском мне сзади передали записку со следующим содержанием: «Давай дружить?» Покрутив головой, я тут же обнаружил отправителя, точнее, отправительницу. Катя Петрова, её парта была в соседнем ряду сзади, в упор, не мигая смотрела на меня и едва заметно кивала.
Я отвернулся к доске и также едва заметно отрицательно покачал головой, считая дело законченным, но Катя так не считала. На перемене, когда класс опустел, она подошла ко мне и уселась на соседнюю парту через проход. Надюшка уже предупреждала, что я Петровой нравлюсь, поэтому я не был очень-то удивлён запиской.
Болтая ногами в тупоносых красных туфельках, надетых на натянутые поверх чёрных рейтуз белые шерстяные носочки, Катя некоторое время молча наблюдала за тем, чем я занимаюсь. От этого взгляда я чувствовал себя не в своей тарелке, поэтому через некоторое время поднял голову от книги, которую пытался читать, и с вызовом уставился на неё.
— Почему? — безо всякого смущения спросила она.
— Я уже дружу с одной девочкой, — нагло соврал я.
— С Надькой что ли? — презрительно фыркнула Катя и пересела на мою парту.
Катя гордилась своей фигурой. После летних каникул она принесла с собой из дома небольшие титечки. Первая из девочек нашего класса! Именно титечки, потому что сиськами эти маленькие холмики назвать было ещё никак нельзя. Но всё равно, это стало поводом для разговоров среди мальчишек уже после первого урока физкультуры. Кстати, и попка её тоже сделалась выше всяких похвал — кругленькая такая и выпуклая.